– Возможно, по не зависящим от него причинам. В обоих случаях он направлял других на преступления. Возможно, похитительница просто созрела раньше, чем убийца.
– Возможно, – согласился Володя. – Тогда дальше с большой долей вероятности должна быть процитирована и немного изменена история о том, кто живет в колодце. Вероятно, именно это сейчас и происходит. Только теперь нечто живет не в колодце, а в шкатулке…
Ольга удивленно приподняла брови.
– Почему ты думаешь, что шкатулка может иметь к этому отношение?
Володя нахмурился, словно не понял, почему она не разделяет его мнение, но его лицо тут же просветлело.
– А, ну да, ты же еще не в курсе! Я не успел внести это в таблицу, сам только все узнал. Произошло два жестоких убийства, и пока единственное, что связывает жертвы, – это та самая шкатулка…
Он вдруг осекся, глядя в пространство перед собой и явно видя что-то свое. Ольга какое-то время ждала продолжения, но, не дождавшись, подтолкнула его:
– Та, которая была в нашем номере, перед этим пропала из комнаты Федоровых, а потом была прислана Диане Стрелецкой?
– Да, – выдохнул Володя и растерянно посмотрел на нее. – Но откуда Алекс Найт об этом знает? Когда лез к тебе со своей камерой, он перечислял возможные сюжеты для твоего будущего романа: проклятые записи, ведьма в лесу, джутовая маска… А потом сказал: «Это будет новая история про шкатулку?»
– Просто у меня уже была история про шкатулку, – напомнила Ольга.
– Да. Но с чего бы, по его мнению, тебе писать новую? Записи, ведьма, маска – все это он может знать из новостей, но не о шкатулке. То, что она связана с убийствами, мы сами выяснили несколько часов назад. Откуда Алекс Найт знает, что с ней связан какой-то сюжет? Откуда он вообще про нее знает?
Глава 18
– Мне кажется, я видела в том сне то же самое, что и ты, только более подробно, – подытожила Диана свой рассказ.
Она уже полностью приготовилась ко сну: умылась, переоделась в пижаму, расстелила постель, но ложиться не торопилась. Сидела на кровати, крутя в пальцах камень из шкатулки. Он так и остался у нее в руке, когда она торопливо захлопнула крышку, а больше ей не захотелось открывать шкатулку. И вот теперь она поглаживала подушечкой большого пальца гладкую поверхность и рассказывала Савину приснившийся накануне кошмар.
– И что же, по-твоему, это было? – поинтересовался тот. В его голосе чувствовалось напряжение. – Что ты видела?
– Это было похоже на ритуал, только я не поняла его сути. И как он связан с пожаром, который я тоже видела, мне непонятно.
– Я имел в виду скорее другое, – хмыкнул Савин. – Как думаешь: сцена, за которой ты подсматривала через окно, может быть еще одним выплывшим на поверхность подавленным воспоминанием? Ты ведь не все вспомнила о своем пребывании в доме той старухи в детстве, так?
– Ну да, более или менее отчетливо я помню только день, когда те ребята забрали меня из избушки, – задумчиво протянула Диана, старательно обращаясь к образам в своей памяти.
Образы не отвечали. Она помнила те события крайне отрывисто, что, в общем-то, вполне нормально. В конце концов, большинство людей помнит детство смутно, только самые яркие моменты.
– Еще помню, как потерялась, как старуха привела меня к себе, какие-то отдельные эпизоды… Но я пробыла там несколько дней и не могу отчетливо вспомнить, чем именно занималась. Или чем занималась старуха, если уж на то пошло.
– Тогда, возможно, ты видела что-то подобное?
– Не уверена. Женщина в моем сне была значительно моложе, чем та, что повесилась в лесу. А старуху я помню примерно такой же, хотя с тех пор и прошло семнадцать лет.
– Во сне порой путаются реальные воспоминания и фантазии, – назидательно заявил Савин. – Ведь очевидно, что взрослого Влада Федорова тоже никак не могло быть на том столе. Ему тогда было двадцать с небольшим.
– Да, что Влад делал в моем сне – тоже непонятно.
Савин помолчал какое-то время, потом вздохнул и немного печально заметил:
– Знаешь, иногда сны – это просто сны. Чаще всего, я бы сказал. Вполне возможно, что твой мозг соединил мой рассказ, наш ужин и часть тревожных для тебя воспоминаний в этот безумный микс.
– Может быть, – без особого воодушевления согласилась Диана и положила камень на прикроватную тумбочку. – Но мне не дают покоя эти слова.
– Какие?
– Любую боль можно унять. А тяжесть – забрать, – прилежно повторила Диана. – Он нашел ее… Вот кто нашел? И что он нашел? Или кого? При чем тут боль и тяжесть? Откуда вообще взялась вся эта фраза? Я слышала ее во сне дважды, очень отчетливо…
Савин не успел что-либо ответить, сформулировать какое-то предположение, когда в трубке послышались гудки параллельного звонка. Диана отняла смартфон от уха и посмотрела на экран: тот высвечивал имя майора Карпатского.