Тихие воды (ЛП)

  Оказалось, что это французская кухня, приготовленная за прилавком на площади не больше половинного бильярдного стола. Он остановился на луковом супе, затем на бараньей печени, которая была вкусной и нежной, с приятным розоватым оттенком крови на рисе и кабачках.

  Имена, которые дала ему Джеки Феррис, аккуратно распечатанные на одном листе, были сложены в новую изящную записную книжку, которую он реквизировал утром у заведующего канцелярией:

  Хьюго Левин

  Бернар Мартлет

  Мария Раш

  Мартин Сансом

  Эдвард Сноу

  Вернон Текрей

  Дэвид Вуд

  Все с лондонскими номерами, кроме Мартлета, жившего в Брайтоне, и Текрея, чей адрес был в Альдебурге. Но Резник уже знал это: именно Текрей зашел к Мириам Джонсон, предложив купить картины; Тэкрэй, чья линия сейчас, похоже, была отключена.

  Он изо всех сил пытался сказать «нет » крем-брюле , принял проигрыш с храбрым лицом и попросил двойной эспрессо и счет. По словам Джеки, клуб, в который он собирался, находился всего в нескольких минутах ходьбы, и он не хотел пропускать первый сет.

  Резник никак не мог знать, что бабушка Грабянски — не полька, а англичанка — привела его сюда, на Часовню, во время своих редких поездок к северу от реки. Дешёвые овощи, чулки, открытки на день рождения и сыр, они пошли, шатаясь домой, отягощенные покупками и молодым Ежи, изо всех сил пытающимся удержать свою авоську от волочения по земле. Но не раньше, чем они забрели в магазин пирогов с угрями за бифштексом, пирогом с почками и пюре, голова Ежи была как раз на уровне прилавка и края его белой фарфоровой тарелки.

  Улица, по которой шел Резник, была завалена мусором с рынка того дня, ящиками и коробками, переплетенными ярко-синей бумагой, гниющими апельсинами, виноградом, луком, сочащимся гноем.

  Ритмик находился с левой стороны, за тем местом, где заканчивался рынок. Главная комната была большой, больше, чем ожидал Резник, половина, обращенная непосредственно к нему, была занята обеденными столами. Он успел купить бутылку Будвара и прислониться к боковой стене, прежде чем погас свет, и после краткого объявления на сцену вышла Джессика Уильямс.

  Высокая, рыжеволосая, в длинном свободном струящемся платье, она села за рояль и какое-то время ерзала на высоте табурета. Еще до того, как она начала играть, ее пальцы колебались над клавишами, Резник заметил размер ее рук. Затем, без представления, она начала «I Should Care». Сначала почти почтительно, протирая мелодию по краям, нащупывая новый путь к мелодии, которую она, должно быть, играла — и Резник слышал — сто раз. Десять минут спустя, когда она испробовала все вариации, левая рука, наконец, сделала такой шаг, который заставил бы Джеймса П. Джонсона или Фэтса Уоллера сиять от удовольствия, она закончила под рев недоверчивых аплодисментов.

  И остановился, закрыв глаза, ожидая, пока тишина возобновится. На этот раз это был медленный блюз, построенный из самых простых паттернов и ослепительно демонстрирующий контрапункт, который напомнил Резнику старый альбом, который он купил у Ленни Тристано — «Комплекс до-минор», «Комплекс соль-минор» — боп в сочетании с Бахом. . После этого она явно почувствовала себя достаточно расслабленной, чтобы говорить, и проиграла два набора стандартов и оригиналов, которые быстро привлекли внимание публики и Резника.

  К тому времени, как несколько часов спустя он снова вышел в лондонскую ночь, он знал, что находится в присутствии чего-то — кого-то особенного.

  Я должен волноваться , слова пришли к нему, я должен позволить этому расстроить меня . Когда он набрал номер Ханны из телефонной будки на углу, автоответчик был выключен, и он звонил, звонил, звонил, пока он не прервал связь большим пальцем.

  Четырнадцать

  Резник просидел там не дольше, чем оторвал крышку от своей первой чашки кофе, когда увидел Джеки Феррис, приближавшуюся с противоположного угла площади. Этим утром на ней был коричневый плащ, расстегнутый поверх ржаво-красного хлопкового свитера и синих джинсов. Черно-белые Nike на ногах.

  Это было ухоженное место, окруженное перилами, цветущими кустами и деревьями; цветочные клумбы обозначали периметры скошенной травы. Столовая представляла собой невысокое сборное здание в северо-восточном углу, мощеный полумесяц перед ним, усеянный столами и стульями. Со всех сторон красные и зеленые автобусы тянулись друг за другом в плотном утреннем потоке машин, а тротуары были заняты людьми, направлявшимися на работу.

  — Значит, вы нашли его в порядке?

  "Без проблем." Рассел-сквер находился менее чем в десяти минутах ходьбы от отеля Резника.

  Джеки кивнул на свою чашку. — Готов к другому?

  "Еще нет."

  Резник откинулся на спинку металлического стула и стал ждать; кофе был немного горьким, но, по крайней мере, крепким. Джеки снова появилась со своей полистироловой чашкой и двумя ломтиками тостов на бумажной тарелке. Прежде чем попробовать тост или кофе, она закурила сигарету.

  — Так как прошла прошлая ночь?

  "Отлично."

  «Наслаждаетесь джазом?»

  "Очень."

  Глядя, как Джеки Феррис откусывает свой первый кусочек, Резник пожалел, что не заказал себе тост.