Тихий дом (СИ)

И наконец - любимая книга бабушки, моя и многих друзей и знакомых. Чем так сильно привлек к себе этот безграмотный мужик с двумя классами церковно-приходской школы, мощный великан и смиреннейший монах? А тем, что высочайшую мистику Православия он излагал простыми ясными словами, понятными всем и каждому. Писал он свои блистательные записки корявым почерком по ночам, когда сердце его наполнялось великой любовью. Передал пачку исписанных листочков ученому иеромонаху Софронию, тот не без труда расшифровал тексты, расставил запятые, исправил орфографические ошибки, снабдил комментариями - и вот она - книга, разлетевшаяся в тысячах экземплярах по всему свету. И наверное, нет ни одного богослова, который бы не цитировал простые и полные тайн слова: "Держи свой ум во аде и не отчаивайся". А как вот это: "Однажды старец сказал: не принимай блудных помыслов. Прошло вот уже сорок шесть лет, и я не принял ни одного блудного помысла". Попробовал и я как-то "не принимать" - так вдруг оказалось, что они меня бомбардируют каждую секунду. Если не было рядом молодой соблазнительной девицы, то услужливая память выбрасывала из мрачных недр такие нечистые картинки!.. Несмотря на отчаянную молитвенную стрельбу по всем мишеням, несмотря на выставленный щит из призывания имени преподобной Марии Египетской - мне показалось в тот день, будто не менее сотни раз меня соблазнили "девчонки-дотроги, покорные словно гитары". Так бесславно завершилось мое подражание великому святому. А этот богатырь... сорок шесть лет - и ни одного помысла блудного! Итак, что у нас здесь?

"Один дьякон мне рассказал: "Явился мне сатана и говорит: "Я люблю гордых, и они принадлежат мне. Ты гордый, и я возьму тебя". Но я ответил сатане: "Я - хуже всех"; и сатана стал невидим" ("Старец Силуан Афонский" Архимандрит Софроний (Сахаров))

Вроде бы всё ясно - смирись, перекрестись и шагай дальше. Только что-то мне подсказывало: не всё так просто. Эта мрачная образина липнет ко мне не зря...

А утром, сырым, облачным, да еще и ветреным, вышел из тихого моего дома и отправился на Таганку. Из подземки выбрался в лютую непогоду. Мой английский зонт из углепластика в апокалиптическом потоке горизонтально летящей, секущей воды, оказался беспомощным и ненужным, его выворачивало наизнанку, сминало и уносило из рук, а я тем временем в детском барахтанье до краёв наполнился водой - вымок до нитки. Непочтенно ворвался в монастырь и почти бегом взлетел по лестнице в шепчущее, шаркающее, медово-ладанное пространство храма. А вот и мой игумен Паисий, сидит, твердит, парит на прежнем месте, будто старый шкипер на капитанском мостике. На мою влажную, истекающую дождевой влагой личину, он вроде бы даже не обратил внимания, только взял под локоть и быстрым шагом повлек меня к алтарю, где вместе положили сорок земных поклонов, после чего скатились вниз, перелетели на черных крыльях монашеской мантии в здание напротив. Здесь он прошел в конец коридора, открыл тяжелую дверь и по узкой кирпичной лестнице спустился в подклеть храма.

- Здесь была тюрьма. В годы красного террора сюда бросали сотни священников, белогвардейцев, мирян. Вплоть до тридцатых годов расстреляли тысячи верных. В начале девяностых у западной стены, копая траншею под канализацию, обнаружили большое захоронение. Здесь всё кругом светится и благоухает от пролитой крови православных мучеников. Давай, преклоним колени - нет лучшего места для молитвы.

С молитвой монаха в мой вполне земной мирок, полный тёплой пыли и тлена, ворвался огромный мир вселенской красоты. В те высоты, куда взлетают ангелы и монахи, мне удавалось забраться не так уж часто, но уж если крылья молитвы после полного уничтожения гордости подхватывали меня и уносили ввысь - превыше неба, звёзд, солнца и луны - за пределы галактики и звездных систем, в абсолютную черноту края вселенной, на ту границу, где тварь встречается с Творцом, человек сжимается в бесконечно малую элементарную частицу, смиряясь в прах перед Всемогущим, Всеведущим... О, как драгоценны эти мгновения человеческого унижения и возвеличивания Бога! Сколько величайших дарований вливает Милостивый в твою очищенную от мрачной тяготы гордыни душу, легкую и прозрачную для Света, изрядно изголодавшуюся по благодати Божией. Ты - голодный, одинокий нищий, умоляешь "помилуй мя", протягивая руку, и Господь подаёт такое изобилие, какое ты способен унести, да еще с хорошим авансом "на вырост", так чтобы ты ушел с места встречи, прогибаясь под огромным мешком сокровищ, невероятно богатый и счастливый.

- Нет ли здесь прелести, сладкого самообмана?

- Если получению благ предшествует смирение, то конечно нет.

- А как же "предадимся безвидной молитве и пусть она будет холодной, но безопасной, ибо мы должны избегать видений"?