Виктор закончил чтение письма, бережно свернул и положил в картонную коробку из-под конфет, такую же выцветшую от времени, как письмо солдата. Солнце медленно садилось за крыши домов. Прохладные сумерки вытесняли неверное майское тепло, а мы сидели, боясь пошевелиться, чтобы не нарушить эту великую светлую тишину, коснувшуюся нас, слетев с небес, откуда взирал на потомков простой русский солдат, погибший за нас. И происходило это здесь, на этой скамье, на которую присел сейчас и я. Так зачем я сюда пришел? Как вообще вспомнил давно забытый вечер, затёртый тысячей событий, и то солдатское письмо, и то тихое счастье, ожившее в груди, когда сам Господь касается твоего сердца светлой надеждой на скорую встречу с Ним.
Тайна, сакральный момент бытия, малое великое открытие... Малое по времени, по амплитуде чувств - настоящее всегда тихо и сокровенно, великое - по масштабу отверзшихся бесконечных небес, где царит вечность, где проживают наши ушедшие от земли близкие, куда и мне, убогому, путь-дорога.
Бессонница
Те долгие белые ночи, полные тайн и озарений, под сизо-бирюзовым небом, с жемчужной пеной по верху волн света, набегающих одна за другой на лощины улиц и бассейны площадей, на спящих соседей по дому, городу и вселенной - всё это встряхнуло мою непутёвую душу, подняло со дна неясную взвесь и положило начало тягучей бессоннице.
Моё сознание отключалось часа на полтора после шести утра, потом еще на часок после обеда. Я не мог контролировать похожие на обморок погружения в сон, прозрачный, мелодичный, безвременный и бесчувственный. Когда я чего-то не могу контролировать, меня это начинает беспокоить. С другой стороны, новые ощущения привнесли в сломанный порядок жизни сладкую тайну, которую не надо разгадывать. Это, как нежданное счастье, - сходит с небес прямо в сердце, пронизывает до самой бездонной глубины, и ты просто проживаешь это мгновение, как младенец материнский поцелуй - тебе очень хорошо, и довольно...
Весь день я двигался как привидение, мой заботливый ангел хранитель водил меня таинственными тропинками, только и оставалось, что подчиняться и терпеливо ждать перемен. По большей части я гулял по улицам, примыкал к экскурсиям, сидел в кафе, иногда садился в электричку, выходил по звонку, раздававшемуся в голове, погружался в лес, выходил на берег речки или озера, сидел, любуясь незамысловатой красотой пейзажа, в голове тренькал сигнал, я послушно вставал и возвращался в город, на свою улицу, в свой двор. Иногда меня заносило в гости к друзьям, отвечал на вопросы, что-то ел, что-то пил, делился новостями, слушал музыку и сплетни... Только мои автоматические действия совершенно не затрагивали ту невидимую работу, которая творилась внутри меня.
Зато с наступлением полуночи меня наполнял первозданный покой, наверное в таком проживал Адам в раю, потому что держался он на незыблемом основании Божьего промысла, отеческой заботы о тебе. Оттуда, из глубины райского покоя, выплескивались приливы света, всплывали чудные воспоминания, звучали слова, музыкальные аккорды, иногда - целые поэмы, рассказы, фильмы, реальные истории из прошлого, причем не только моего, а неизвестно чьего, только настолько живые, что в их истинности не приходилось сомневаться. Это было забавно, поучительно и... необычно, потому что на грани безумия, яви и небытия, на границе тьмы и света.
Иногда из пульсирующего светом эфира материализовались вполне понятные метафоры, воплощенные в зримые образы. Так, однажды моя душа предстала пред моим внутренним взором в виде сгустка света, заросшего толстой грубой коростой - такой, должно быть, покрываются тела прокаженных. К горлу подкатил комок, дыхание пресеклось, сердце остановилось, холодный ужас охватил от макушки до пят. Видеть своё сокрытое душевное уродство - это, оказывается, то еще испытание. Но, что это! Грубая ткань обугленных струпьев с каждым молитвенным вздохом, с каждым днем, проведенным в смиренном покое, с каждой исповедью и причастием, размягчалась, отслаивалась, и вот уже на месте рубцов появлялась новая ткань, покрывающая тело души - прозрачная для проникновения света, изначально заложенного в мою сущность еще до рождения. Душа оживала! И я вместе с ней будто рождался заново. Упавшие наземь струпья прежней души легко узнавались: вот это - бизнес ради наживы, этот ошметок - погоня за наслаждением тела, это - и вовсе обыкновенный бытовой разврат, а вот и страх потери материальных благ. Какая же, однако, гадость! Конечно, эти гнусные пелены, пленившие душу, превратили меня самого в подобие робота или зомби, да что там - в живого мертвеца!