Тихий дом

Оставшийся отрезок пути проехали молча. Впустив Замятина в подъезд, Лаптева поднялась на третий этаж, покопошилась в замке, распахнула дверь и пропустила майора вперед. Через мгновенье за его широким плечом щелкнул выключатель и коридорный сумрак развеял желтый электрический свет. Майор, конечно, уже бывал здесь прежде, когда выяснял обстоятельства гибели Лизы. Но это было около месяца назад, и тогда жилище Лаптевых хоть и не производило впечатления идиллического семейного гнезда, но все же хранило живое тепло. Теперь же эта квартира показалась ему выстуженной и помертвевшей как каменный склеп.

– Вы хотя бы питаетесь, спите? – Рефлекторно спросил майор и осекся, зарекался же не переступать черту делового общения.

Лаптева растерялась, будто ее застукали на месте преступления. В желтом коридорном сумраке сгустилась тишина.

– Конечно, конечно, – первой очнулась она. – Извините, у меня просто не прибрано.

Немного помедлив у комнаты Лизы, она наконец толкнула дверь и вошла. Там все было так же, как месяц назад. Тот же кит с красным зобом на бледно-сиреневых обоях, так же застеленная пестрым лоскутным покрывалом кровать, стоящая изножьем к окну, и сиротливо сидящий на ней плюшевый муми-тролль с той же неуместной добродушной улыбкой. На стуле перед письменным столом у окна по-прежнему висели вещи Лизы, будто она сняла их только вчера и вот-вот наденет снова: джинсы, черная водолазка. И только черная юбка-пачка, наброшенная на угол спинки стула, топорщилась многослойной сетчатой тканью будто в траурной торжественности.

Лаптева подошла к столу, неспешно и бережно, как реликвии, начала собирать вещи дочери: ноутбук, телефон, зарядки. Ожидая ее, Замятин невольно засмотрелся на фотографию в металлической рамке, которая стояла рядом с небрежной стопкой учебников.

На черно-белом снимке, местами отдающем в желтизну, рассеянно улыбалась молоденькая Ирина Лаптева. Она смотрела в объектив, словно в туманную, но прекрасную даль, и в глазах ее было то выражение, которое присуще лишь молодости. Не зря ведь даже при самой ухоженной внешности возраст женщины выдает себя во взгляде. На фото Лаптева приникла к груди мужчины, в котором Замятин без труда узнал отца Лизы. Его тогда еще густые каштановые волосы, отросшие после стрижки, лежали небрежно, шею визуально удлинял вырез расстегнутой на несколько пуговиц белой рубашки. Все в нем дышало той же молодостью, но вот взгляд был куда серьезней и острей, чем у жены. «Красивая была, наверное», – подумал майор про Лаптеву, пытаясь лучше разглядеть выцветшее изображение.

Тут Ирина Петровна развернулась к нему, передавая вещи дочери, и Замятин снова увидел перед собой ее лицо, почти такое же бесцветное, как на блеклом фото, и подумал о том, что состарилась она гораздо раньше времени.

Уровень С. Глава 3

В молодости Ирина Лаптева была красивой. Но красоту свою носить не умела, будто та была изящной шляпкой с вуалью, случайно оказавшейся не на утонченной француженке, а на заурядной пролетарской труженице. Собственно, в детстве и юности пример пролетарской труженицы и был перед глазами Иры Лаптевой – пример ее матери.

Тамара Никитична большую часть жизни проработала в совхозе, а когда Cоюз развалился и совхозы почили, переключилась на собственное хозяйство. Шесть соток на южной плодородной земле – не бог весть что, но урожаем прокормиться можно. Ее супруг, Петр Сергеевич, мужик простой, по меркам их небольшого городка среднестатистический, ничем особым от других не отличался. Заводской трудяга, который порой чаще, чем следовало, прикладывался к бутылке, доставляя тем самым хлопот своему семейству. Бывало, дебоширил, скандалил, сильно перепившись, мог и руку на жену поднять, но жестоко не лютовал да и детей не трогал. Терпеть его было можно. И Тамара Никитична терпела. И дочерей учила, что терпение в жизни – главный помощник. Научиться терпению обязательно нужно, без него семейной жизни не бывает. А семья – главный приоритет. Выйти замуж для женщины задача первостепенная и обязательная. Муж какой-никакой, а нужен непременно, без него женщина вроде как уязвимая, нежизнеспособная, а за скобками – второсортная, порченая. А вышла замуж – терпи. Это Ира еще с детства усвоила основательно и приняла родительскую установку как часть себя.

В собственной семье Ира с детства была белой вороной – непонятно, в кого пошла. Внешне больше походила на отца, а вот характером – ни на кого из родителей. Ее старшая сестра, Лена, – другое дело. Вылитая мать и характером, и повадкой, и образом мыслей. Все ближе к земле держалась, в облаках не витала. Лаптева же будто в другой семье уродилась. Слишком тонкая для тяжелой работы, слишком мечтательная для реальной жизни. Спрячется в саду за яблоней, чтоб никого не видеть и не слышать, и фантазирует неизвестно о чем, только волосы пепельные на ветру полощутся да острые коленки торчат. Никакого толку, лучше б яблоки собирала.