Тихий домик. Из партизанского дневника

Вместе с подготовкой разгрома вражеского гарнизона в Сычовичах не прекращалась разведывательно-диверсионная работа.

Летели под откос поезда, взрывались склады с боеприпасами, взлетали на воздух машины с вражескими солдатами, разрушались мосты и переправы через реки.

Все эти дела совершали небольшие разведывательно-диверсионные группы.

Каждую такую группу возглавляли, как правило, партизаны из штаба отряда, то есть более опытные и подготовленные бойцы. Группы, проводившие разведку, вели и разъяснительную работу среди местных жителей.

Жителей информировали об обстановке на фронтах, сообщали сводки Информбюро. Через специальных разведчиков-подпольщиков распространяли листовки на немецком языке среди солдат и офицеров в гарнизонах противника.

Но главной оставалась задача по уничтожению гарнизона в Сычовичах, а также доставка продуктов и вещей детям в Коровкино.

* * *

Лесник из предместья Сычовичей передал через разведчиков в штаб партизанской бригады интересную новость: гитлеровцы стали внезапно укреплять Сычовичи.

— Леснику можно верить, — докладывал разведчик Николаев. — Ему-то видно, что с лесосклада везут бревна для строительства укреплений. Эти же данные подтвердили и другие люди, которым мы вполне доверяем…

— Гитлеровцы в Сычовичах могли укреплять гарнизон без всякой связи с тем, что известно Бугайле, — заметил Глазов — Вполне можно предположить, что укрепление гарнизона вызвано тем обстоятельством, что через Сычовичи должен пройти эшелон с секретным оружием… Кроме того, мы давно ведь располагали данными об укреплении других гарнизонов. Так что ничего удивительного тут нет…

— Ничего удивительного нет и в том, — заметил комбриг, — если после доноса Бугайлы гитлеровцы решили несколько укрепить Сычовичи. И посмотрите, войск они туда дополнительных не перебросили. Они делают видимость укрепления. На самом деле строят несколько деревянных укрытий на подступах к вокзалу…

— Значит, нападение на гарнизон остается в силе? — спросил Глазов.

— Конечно.

— Не попали бы мы в засаду!..

— В эти дни за Бугайлой будем усиленно следить. Это следует поручить нашим товарищам-подпольщикам. Думаю, нам появляться в деревне у Бугайлы сейчас незачем и небезопасно.

— Может быть, есть резон поручить Фрицу заняться Бугайлой? — предложил Глазов.

— Пожалуй, стоит. И главное, надо выяснить вопрос о наследниках Отто. Помните, приказчика Казело-Поклевских в Коровкино?

— Да, помню, — ответил Глазов.

Есть сведения, что какие-то наследники окопались в детском доме в Коровкино…

— Николаев спрашивал об этом Бугайлу?

Нет. Такого разговора между ними не было…

* * *

Когда разрабатывались конкретные планы разгрома гарнизона, в штаб бригады поступило сообщение, взволновавшее всех.

Группа Скоблева, бывшая в специальной разведке в районе Сычовичей, обнаружила концентрационный лагерь.

Скоблеву и его партизанам в буквальном смысле слова удалось выкрасть одного из заключенных, в прошлом бухгалтера советского учреждения Гутмана.

Вот что он рассказал:

— Сотни семей из близлежащих городов, в основном евреи, были согнаны в бараки-землянки. Лагерь был опутан колючей проволокой. И днем и ночью его охраняли часовые с овчарками на поводках. Кто из них был злее и бешенее — это еще вопрос!.. Лагерь располагался в очень удобном для гитлеровцев месте: с одной стороны река, с другой — открытые поля.

Начальник лагеря обер-штурмфюрер Вибер был настоящим садистом.

Так, 7 ноября, когда советский народ отмечал праздник Великого Октября, в лагере четыреста евреев были поставлены на колени с обнаженными головами. Они склонились перед выхоленным обер-штурмфюрером.

Его приказ, зачитанный адъютантом на русском языке, извещал о том, что на протяжении всей истории евреи были носителями вредных идей, и бог так захотел, чтобы сегодняшний день стал последним днем каждого заключенного.

Люди плакали, стоя на коленях, а обер-штурмфюрер покуривал сигарету.

Он был доволен и наслаждался видом несчастных. Наконец, отбросив сигарету, он поднял вверх руку.

Охрана лагеря торопливо защелкала затворами автоматов. Неистово залаяли овчарки.

Люди рыдали. Их крики сотрясали лагерь.

И только когда раздались выстрелы в воздух, это заставило всех замолчать.

Адъютант принес стул.

Обер-штурмфюрер сел, забросил ногу на ногу. Снова закурил.

Затем он стал рассказывать во всех подробностях, как заключенных будут сейчас расстреливать. Он даже попытался обрисовать картину тех мучительных минут, которые испытают заключенные, видя, как рядом падают замертво их родные, близкие.

Потом он вздохнул и произнес:

— Кто из вас был богат, тот делал правильно…

Помолчал и добавил:

— Жизнь каждый может себе продлить, если внесет вклад… Драгоценностями…

Обер-штурмфюрер требовал чистого золота.

Для тех, кто жаждал жизни, начались еще большие мучения. А у кого действительно было кое-что припрятано, для тех начались двойные муки: не обманут ли их? Даруют ли им жизнь взамен драгоценностей?..

Исчезало золото, драгоценности.

Последние дни жизни покупали «зубным» золотом. Люди подзывали своих товарищей и слезно просили их вырвать им зубы, на которых были золотые коронки.