Тихий гром. Книги первая и вторая

С досадой раздавив гулюшек в пальцах и швырнув их курам, хлопотливо топтавшимся по насыпанному зерну, Марфа тяжко поднялась и, вытирая намокшие глаза то одним, то другим рукавом, по-невольничьи вяло взялась за крюк и потянула бадью кверху.

Муку в этот день сеяла она с каким-то особым значением. Сито плясало в ее руках, шлепая о ладони обечайкой. Из амбара, пока сеяла муку, раз пять сбегала в избу взглянуть, как опара подымается. Заведя в двухпудовой квашне тесто, поставила ее поближе к печи и, туго обвязав клетчатым холщовым квашенииком, истово перекрестила сверху.

Спала всю ночь неспокойно. То Санюшку вставала кормить (так дочку новорожденную окрестили), то слушала, как возится квашня, пыхтит, работает, к утру подняться норовит. А все-таки продремала Марфа — ушло у нее тесто, стянув квашенник, выплыло через край на залавок. Но дело это легко поправимое. Подмешав квашню, побежала доить да выгонять коров.

Дед Михайла давно поднялся. То по двору бродил, кряхтя и надоедливо однообразно шаркая пимными опорками, то в свою келью удалялся, то умывальником гремел в углу. Умытый, причесанный на прямой пробор, подсел он к столу на лавку, положив обе руки, на изгиб клюки перед собой, замер картинно.

Пока раскатывала хлебы, пока расстаивались они, Марфа вроде бы и не замечала деда. Но, загребая алые угли кочергой, сердито покосилась на батюшку: не ко времени тут его поднесло! Надумала она сегодня испытать последнее средство, давно подсказанное бабкой Пигаской. Правда, ежели сказать по совести, у самой бабки хлебы выходили не лучше Марфиных, да ворчать-то на нее некому.

Помахала Марфа по поду сырым помелом, смела золу и, благословясь, посадила на деревянную лопату первую булку. Поправив ее ладонями с боков, затолкала в дальний левый угол. А выхватив лопату, поставила к шестку, зло оглянулась на деда Михайлу. Хоть слепой он, ничего не увидит, а все же стеснительно его присутствие… Эх, была не была!

Встала Марфа напротив чела, подняла подол длинной юбки к самому подбородку, жарко зашептала в печь:

— Подымайся вы-ше!

Подождала какой-то момент, пока жар ее заклинания смешался с жаром, хлынувшим из печи на ноги. И снова, подхватив лопату, посадила следующую булку, повторяя все сначала.

— Чегой-то ты, Марфа, гутаришь? — поинтересовался Михайла, расслышав Марфины слова.

— Да ничего я не говорю, — сердито откликнулась Марфа, сажая на лопату очередную булку. — Поблазнилось тебе, батюшка.

С давних пор, еще с молодости, знал эту бабью причуду Михайла. Даже Катюха его при крепостной неволе когда-то пробовала прибегнуть к помощи такого заклинания. Увидел тогда ее Михайла и просмеял. А теперь, представив себе сноху, засовестился, ухмыльнулся лукаво в бороду и тихонько, стараясь не шаркать ногами, удалился от греха в горницу…

Не ахти какие пышные удались и на этот раз хлебы, но, отломив от одного горбушку, стряпуха вздохнула облегченно: из этого не слепят гулюшек — пропекся хорошо, и корки славные вышли, никакого закала нет.

3

В семье у Даниных росла, завьюживалась тревога: Ромка-то исчез. Уж третьи сутки пошли, а его нет. И Виктор Иванович домой не возвращается… Анна беспомощно ахала, охала, не зная, что предпринять. Наконец бабка Матильда распорядилась искать беглеца по всему хутору.

Вальку послали в дальние избы, Анна должна обойти ближние, а Ванька за речку сбегать. Словом, через полчаса весь хутор знал, что у Даниных пропал Ромка, исчез неведомо куда.

— Хлеб да соль вам! — возгласила Анна, ступая через порог и кланяясь в низкой избяной двери Шлыковых.

— Обедать с нами, кума, садись! — подхватила Манюшка, подтолкнув за столом Семку поближе к Ваньке.

Леонтия и Гришки дома не было — в поле, видать. Ванька поторопился, хлебнул горячих щей и натужно закашлялся, отвернувшись от стола. Посвежел он за лето малость, но не работник пока.

— Какой уж тут обед, кума! Спасибо. Ромка-то ведь у нас потерялся…

— Да что ты! Когда? — тревожно спросила Манюшка, покосившись на разбитое окно, заткнутое мешком с соломой.

— Вот как мы с тобой вышли от нас — искать-то я его пошла, так с тех пор и нету…

— М-мм, — жалостно промычала Манюшка, покачав головой. — Ты, Семка, не видал его?

— Не, — сказал Семка, — не видал.

— Уж не решил ли он себя, кума? — полушепотом предположила Манюшка. — Он ведь у вас, — ух! — бедовый какой, вражонок.

— Ой, не знаю, не знаю! — заголосила Анна, пятясь к двери. — Ровно проглотил его кто… Да как же мы перед отцом-то ответим, ежели не сыщется Ромка?.. Вон ведь у Дурановых — побольше парнишка-то был, да видишь, чего стряслося…

Ванька домой последним вернулся и на вопрос бабушки, не слышал ли чего о пропавшем, горько всхлипнув, ответил:

— Никто и не видал его, даже издаля…

«Ишь ведь какой, — безжалостно отметил про себя Ромка, — теперь нюнит, а башмаков пожалел!»