– А доверенность уже подписана, и её вполне можно было немедленно пустить в ход. Думаю, в этом и дело… Нет, даже не так! – Я вскочила и заходила по гостиной. – Ваш Сорокин – областная фигура, не местная. А областные власти поддерживают идею строительства моста именно там, ниже по течению. На этой самой вашей «родовой» земле! А ещё он дружен с местными лодочниками… Зря смеётесь, я тоже веселилась, пока мне не разъяснили, что это в Кириллове единственная реальная сплочённая сила. Но я-то здесь три месяца живу, а вы – всю жизнь, как же вы этого не поняли? И тот «персональный водитель», которого он нанял, тоже в эту теорию вписывается… – я перевела дух и договорила. – Земли вам никто не вернёт. Это понимает и Сорокин, не хуже всех прочих. Но суд – это время, понимаете?
– Суд – это очень долгое время, – кивнул Афанасьев.
– Значит, стройку начинать нельзя, пока идёт суд из-за одной из возможных площадок строительства. Окончательный проект не может быть принят до судебного решения.
– В этом случае у Кости и его… компаньонов есть возможность продавить свой вариант. Удобный им.
– Полагаю, что так.
– Погодите, но зачем тогда была эта… опера «Кармен» с ножевыми ударами? Если бы я умер, доверенность стала бы недействительной!
– Вы ж не умерли? – я вдруг ужасно устала; села в кресло и вытянула ноги. – А если бы ноги протянули в том подвале, права унаследовала бы ваша жена и новорожденный ребёнок.
– Сомнительные права. И дыр в этой теории полно.
– Ну да, она вся построена на сомнительных основах, – согласилась я. – И дыр полно. Но это единственная версия, которая объясняет идиотские поступки участников пьесы. Сюда одно не вписывается…
– Что?
– Ритуал в церкви. Как будто его проводил кто-то другой.
– Я вчера кое-кому позвонил и спросил об этом. Официальная версия – мальчишки, школьники-подростки, возомнили себя сатанистами и стали вызывать… сами знаете кого, – сообщил Афанасьев.
– А вдруг в этом случае официальная версия совпадает с реальной?
Мы посмотрели друг на друга, и я первой отвела глаза. Человек, который довольно долго был в городе главным полицейским, не может не знать цену официальным версиям.
Тряхнув головой, я вернулась к прежней теме.
– Скажите, Николай Иванович, а что вы пили тогда?
– Коньяк, армянский. Я ничего другого и не пью, это всем знакомым известно.
– А ваш приятель?
– Он крепкие напитки не держит, – ответил он с некоторым превосходством. – Вино, белое. Не помню уже, какое.
– А кто-нибудь вас провожал домой, не помните?
– Никто, – лёгкое недоумение прозвучало в его голосе. – Там дороги-то пятьсот метров до мостика и двести – до моего дома. Чего меня провожать? Я не девушка! Да и кто бы в этом городе рискнул на меня напасть?
– Ну вот напали же, и в этом городе… А Валерка, лодочник, он местный?
– Родился здесь, отсидел… довольно долго, кстати, за непредумышленное убийство. В драке. Потом мотался где-то и примерно год назад вернулся в Кириллов. Мы за ним, естественно, присматривали, но он работал и вел себя тихо.
– Где работал?
– Да вот лодку купил, перевозом и занимался. Артель у них.
– А сейчас?
– А сейчас я здесь никто, и звать меня никак, – Николай Иванович тихо засмеялся. – Вы в курсе, что меня отправили в отставку? Так что о нынешнем положении дел докладывают кому-то другому. Не знаю, кого там назначили, и, правду говоря, знать не хочу.
Он поднялся, не опираясь на трость, и рассмеялся снова:
– Вы мне ногу заговорили? Не болит ведь!
– Это только зубы заговаривают, Николай Иванович, да и то – легенды.
– Ну, как скажете. Спасибо за чай, за варенье, за лекарства… И за вашу теорию тоже спасибо. Не то чтобы это было важно, но доверенность я, пожалуй, отзову. Мне теперь тот мост без надобности.
Я проводила его до дверей. Уже возле выхода он повернулся и сказал:
– Отца я ненавидел.
И быстро, совсем не хромая, ушёл.
Только через полчаса я сообразила, что не задала одного важного вопроса: не носил ли лодочник Валерка кличку «Гвоздь»?
Часть 12
Разгадки
Утро пятницы началось для меня со столярных работ.
В кладовке я давно заприметила большую чертёжную доску, только руки всё не доходили с ней что-нибудь сделать. Варианты были самые разные, от изголовья кровати до рекламного щита. Но рекламу мне и моим травам во вполне достаточном – иногда даже избыточном! – количестве создавали соседи, а кровать отлично служила и без изголовья. Всё равно я не умею читать лёжа.
Я поставила эту самую доску на старый деревянный стул, посмотрела и осталась недовольна результатом. Вытащила телефон и позвонила Егорову.
– Ты ко мне едешь?
– Да-а… – в голосе прозвучало опасение.
– Тогда, пожалуйста, зайди в магазин для художников, он есть на набережной, и купи самый большой мольберт, какой у них будет.
– Мольберт? Точно?
– Да. Ну, то есть, можно и кульман, но это будет дороже, по-моему. И я не знаю, где его искать.
– Больше ничего не надо?
– Если найдёшь – лист пластика размером примерно… минутку, погоди! – достав рулетку, я смерила доску. – Размером примерно сто двадцать на сто сантиметров.