Тихий омут – индивидуальные черти

Бабуля души не чаяла в младшем внуке. Однажды он сильно напроказил. Ему было пять лет. Он сидел за столом, накрытым белой кружевной скатертью и развлекался тем, что разрисовывал фотографии в газетах и журналах. Было весело пририсовать рожки, бороду, большой нос всем этим серьезным дядькам в костюмах и галстуках. Бабушка видела это, не хвалила его, но Генка понимал по сдерживаемой улыбке, что ей тоже смешно. Он так любил, когда она смеялась. У нее вокруг глаз собирались очень красивые морщинки, она прижимала его к себе крепко-крепко и целовала. А вечером рассказывала всем, какой он неординарный ребенок. И вот, чтобы ее рассмешить он тихонько вытащил из рамки фотографию умершего не так давно деда. К фотографии на угол зачем-то крепилась черная атласная ленточка. Он разрисовал фотографию фломастерами, приложив все свои таланты. Получилось очень смешно. Всем людям в журналах Генка пририсовывал бороду и рога, а деду он придумал еще большие уши, как у осла – сам придумал, это было настоящее новаторство. Но бабуля не оценила. Когда она увидела фотографию покойного, глубоко чтимого ею мужа, брови у нее поползли вверх, ноздри задрожали, она стала странно размахивать руками, пока не ухватилась за спинку стоящего рядом стула, а потом начала кричать, что Генка негодник. Он с перепугу забился под кровать. Бабуля не поленилась стать на колени и попыталась достать его. Она звала, грозила, потом уговаривала вылезти. Но Генка так ей и сказал, что он обиделся и не вылезет, пока она не извинится. И бабуля извинилась. Она подумала и решила, что Гена хотел украсить фотографию любимого дедушки. Просто она не сразу это разглядела и просит прощения за то, что повысила на него голос. Гена согласно кивал, не очень понимая, о чем она говорит, но ему нравилось, как она долго и серьезно перед ним извинялась, как перед взрослым. Было в ее раскаянии что-то неуловимо приятное. И впредь бабуля велела никогда и ни кому не позволять на себя кричать, так как это унижает человеческое достоинство. С тех пор Гена так всегда и делал. Единственный человек, который не желал мириться с этим правилом, был Антон, он орал на Гену, когда хотел и сколько считал нужным, но он все-таки старший брат. А вот Альбина такого права не имела. Она ему вообще никто, чужая кровь. Так что пусть заткнется и не лезет к нему со своими проблемами.

А еще бабушка разрешала ей помогать. Даже когда он был совсем маленький, она никогда не говорила: «Не тронь эту чашку – разобьешь, она очень дорогая, лучше я сама»! Не было ничего настолько дорогого, чтобы он не мог прикоснуться. И он бил посуду, часто и немилосердно. Но всегда нечаянно, просто детские руки не всегда могли аккуратно протереть скользкую кружку или поставить на высокий стол тяжелую хрустальную вазу. Генка очень любил сервировать стол. У них с бабушкой самый простой полдник напоминал светский прием с красивым чайным сервизом, серебряными щипчиками для кускового сахара и кружевными салфетками. А еще он мог играть с хрустальными фужерами и серебряными ложками – поить из них крашеной водой плюшевого медведя и его гостя клоуна. Может быть, если бы Альбина, хоть раз попросила помочь на кухне, он и не отказал бы. Но она только ворчит и говорит, что у него руки не из того места растут, да и не умеет она красиво на стол накрыть, колбасу покромсает, разномастные чашки на стол выставит, во все банки одной ложкой лезет и за сахаром и за вареньем. А ему так не интересно и скучно. Вот и пусть сама возится.

В карты играть его тоже научила бабуля. Она считала, что покер развивает внимание, память и сообразительность. Наверное, это была ее слабость. Когда игра подходила к острым моментам, у старой леди загорались глаза, на щеках проступал румянец, она как-то молодела, оживала, у нее из прически выбивались игривые локоны. Сегодняшний Гена мог даже представить у нее в зубах папироску. Он улыбнулся своим мыслям. Кстати, память у Генки так и не развилась: когда бабуля перестала ему поддаваться, он выиграл у нее только один раз. Но зато за этот выигрыш она подарила ему золотую дедову печатку – широкий тяжелый перстень с буквой «Г». Деда звали Герман. Может быть, конечно, и в тот единственный раз она поддалась в игре, просто ей хотелось подарить перстень так, чтобы Генка запомнил на всю жизнь. Он и запомнил. Это единственная семейная реликвия, которую Генка не продал. Закладывал дважды, но выкупал. Все-таки память…

Когда бабушка умерла, Гена заканчивал школу. Перед ним раскрывался целый мир взрослых возможностей: первые сигареты, первый стакан вина, первая дискотека, первый поцелуй. Столько всего было впервые, что смерть бабули его не обидела, и вот только сейчас он стал все чаще вспоминать ее.

Эти мысли, пока он шел домой, совершенно его успокоили. Конечно, у него куча долгов, Альбина добровольно денег не дает, а Любкина квартира опечатана. Ну да ладно, в конце концов, можно опять заложить перстень и отдать часть долга, а остальное потом, когда он доберется до Любкиных счетов.