Тихий русский

Геныч никогда не понимал, зачем он появился на свет. Странное ощущение: медленное и постепенное, как на опущенной в кювету с проявителем фотобумаге, проявление сознания и, наконец, робкое ещё, по-детски примитивное осмысление себя в четырежды безумном мире маленьким беззащитным человечком, не подозревающим о том, что, вроде бы по Шиллеру, люди – «порожденье крокодилов». А надо? Лучше уж никогда не рождаться на свет – об этом беспочвенно мечтали известные русские умы, внешне благополучный Фреди Меркьюри из британской рок-группы “Queen” и многие другие мудрецы. Геныч однажды наблюдал проснувшегося на вентиляционной решёткемосковского метро похмельного бомжа, который вместо джентельменского приветствия «радостному утру» нового дня буквально вывернул наизнанку истерзанную, прикрытую рваным матросским тельником душу: «Мама, роди меня обратно!». Но такое возможно только в фантастических романах Геныча Крупникова. «Фарш нельзя провернуть назад!» – утверждал главный герой одного генкиного опуса - и был трижды прав.

Генри Миллер однажды выдал замечательную фразу: «Роль художника – передавать миру своё разочарование жизнью».

Если бы Геныч смог адекватно и высокохудожественно донести миру свою боль, тревоги и волнения, то получил бы Нобелевскую премию по литературе. Если бы да кабы! Мозги закисли, руки трясутся, язык одеревенел – какая, к чертям собачьим, Нобелевка?! Ещё одну книжечку успеть бы издать до Страшного Суда – не самого гуманного в мире. Нет, не успеет: до августовского момента истины остаётся всего полгода, а книга зависла – точь-в-точь подаренный Вольдемаром 386-й старичок-компьютер, свихнувший электронные мозги на наборе, чтении и редактировании богомерзкой Генкиной книги.

В действительности всё не так, как на самом деле. Когда Геныч стоял ни жив ни мёртв перед могущим прихлопнуть его как муху «стариком Хоттабычем», его убогая жизнь отнюдь не пронеслась в голове сверхсветовым мелькающим калейдоскопом – в те мгновения вся оперативная память мозгового компьютера была занята чем-то другим. Зато теперь в голове всплывали рыбками на заставке компьютерного монитора наиболее яркие эпизоды Генычевой жизнёнки – честно говоря, слово «яркие» звучит в данном случае большим преувеличением.

* * *

Однажды пятилетний Геныч набрался смелости, подошёл к матери, с которой ему всегда было так же спокойно, как когда-то в эмбриональной жидкости, и дёрнув мать за рукав платья, с замирающим от страха сердечком стал выпытывать у неё:

– Мама, я не умру? Я не умру? Не умру?