Бросились устанавливать, кого только что поставили к стенке? Почему он себя за какого-то Хлебника выдавал? А вскоре нашли и самого Миколу Хлебника. Действительно, невысокий был мужичок, без усов, лысый. И не пьяница вовсе, да еще к бендеровцам относился плохо, хоть и «москалей» тоже не недолюбливал. А про немцев так вообще говорить даже не желал. С большими странностями был человек. По образованию он был учителем, работал когда-то в Ровно, вел математику и геометрию в мужской гимназии.
– С такими приметами, как тот, что моим именем назвался, я знал только одного человека, – угрюмо заявил он на первом же допросе, – начальника полиции в Мочуланке. Игнат Поперечный – вот как его звали. Пьяница и сволочь! Да все сволочи! И вы!
– О нас потом, – усмехнулся седой следователь СМЕРШа, не спавший уже вторые сутки, – А вот почему он здесь оказался и почему вашим именем назвался?
– Кто ж его знает? – учитель пожал плечами, тоже, видимо, удивленный этим, – Хотя… У меня его сын когда-то учился. Умный хлопчик… Не в отца! Жил у дядьки в Ровно. Адреса не спрашивайте, не знаю. Но дядька, насколько я помню, по матери, так что фамилия у него другая. Не то Степаном его звали, не то Серафимом. Хоть убейте, не вспомню. Он на железной дороге служил, в слесарном цеху работал. Это – точно! И при немцах тоже.
Нашли в тот же день и дядьку – Серафима Банчука, крепкого, кряжистого, немногословного работягу. Он сразу подтвердил, что накануне нападения на Ватутина в город действительно тайком приезжал Игнат Поперечный, увиделся с сыном, с подростком, и сразу исчез. А с ним был незнакомый мужчина лет сорока, которого он называл Богданом, и еще какой-то длинноусый, высокий крестьянин с неподвижными серыми глазами. Все трое много пили, ругали «москалей», угрожали, что порубят всех, постреляют «як гусей», и к тому же, были вооружены люггерами. А именно из люггеров, личного оружия точного и мощного боя, стреляли тогда на хуторе в офицеров Ватутина. Во всяком случае, там определенно присутствовало и эти пистолеты. На месте нашли гильзы от них.
В Москве это нападение с самого начала было воспринято как вызов. Подробности этого беспрецедентного дела лично Сталину в тот же вечер и на следующее утро докладывали специальными сообщения и в телефонных переговорах начальники разведотделов и управлений двух армий и 1-го Украинского фронта, а также два члена Военного совета – генерал Никита Хрущев и присутствовавший во время налета генерал Константин Крайнюков.
Но больше всех это задело начальника 4-го отдела НКГБ СССР Павла Судоплатова. Ведь это именно он проводил тайную операцию против ОУНовцев на Волыни, недалеко от тех мест, силами секретной группы под кодовым наименованием «Тайга». В нее входило много поляков, когда-то работавших на того же Судоплатова в тайных операциях Коминтерна. Четвертый отдел отвечал за разведывательно-диверсионную работу в немецком тылу и особенно интересовался украинскими националистами. Сразу после нападения почти вся группа «таежников» была переброшена в тот же район и начала поиск той самой сотни бендеровцев, что напала на Ватутина (по словам генерала Крайнюкова, это он настаивал именно на такой численности, поначалу считая, что это были немцы, а не националисты).
Очень скоро действительно поступила информация из штаба повстанцев-националистов о том, что дорога через Милятин контролировалась боевой группой службы безопасности, так называемой БСБ, состоявшей из селян Гощанского района под управлением некоего Феодосия Павлюка. А тот привлек из националистического подполья еще две такие же группы командиров с агентурными псевдонимами «Жук» и «Черкес». Вот этих всех вместе как раз и было около ста человек или чуть больше. Среди них, должно быть, находился и тот загадочный венгр и несколько агентов из СС или СД. Якобы руководил всей операцией немецкий полковник, которого в лицо-то видели всего человек пять.