Тихий солдат

На ковре, перед длинным полированным столом для совещаний, раскинув руки, лицом вниз, лежал тот самый худой полковник. Маршал, в распахнутом кителе, чуть пригнувшись, стоял над телом и как будто с любопытством смотрел на бегущую от головы по ковру струйку черной крови. Рядом с полковником на ковре валялся небольшой никелированный браунинг.

Семен Михайлович медленно поднял глаза на Павла и вдруг растерянно развел руками:

– Вот, брат…какие дела! Застрелился, дурак! Я только сказал…в сердцах что-то, а он бах и прямо в голову себе. Вон из этого пистолетика. Как же ты его не досмотрел, солдат?

Павел медленно опустил винтовку и сделал невольный шажок вперед.

– Я досматривал, товарищ маршал, …честное слово! Не было у него никакого оружия. ТТ он в приемной оставил и всё… Я не знаю, откуда…

Буденный тяжело вздохнул, отвел взгляд и устало пошел к своему огромному письменному столу, что стоял в левом углу, около окна с настежь распахнутой форточкой.

– Охрану вызови, солдат, – буркнул он, не оборачиваясь, словно говорил о чем-то обыкновенном, – Пусть унесут его. А то кровью все зальет… Ковер тут…казенный.

– Слушаюсь…, товарищ маршал Советского Союза, – еле слышно отозвался Павел и растерянно попятился в распахнутую дверь.

Винтовка в его руках все еще была направлена острым штыком в сторону распростертого на полу тела. Штык мелко подрагивал, а на его кончике ярким веселым огоньком сверкал солнечный луч от окна. В кабинете было так убийственно тихо, будто кто-то боялся побеспокоить сон человека, застигший того в самый неподходящий момент.

Павел так и показался в приемной спиной к ней, медленно развернулся и растерянно поискал что-то глазами. На его лице застыло крайнее изумление, быстро меняющееся на глухое озарение. В голове, набирая скорость, понеслись мысли, одна другой страшнее. Они наполнили его взгляд болью и отчаянием, как стакан мгновенно набирается водой. На углах глаз закипела неожиданная слеза и тут же высохла от того, что глаза будто воспалились из-за высокой температуры, ударившей ему в лицо. Ему не раз приходилось видеть насильственную смерть, но тогда она была объяснима, хоть и жестока, а тут оставалась одна лишь жестокость и безвыходность. Полковника уж нет, его не вернуть! А вот безвыходность осталась, и осталась она не с маршалом, даже не с полковником, которого уже ничего не касалось на этом свете, а с ним, с солдатом, честно стоявшим на своем посту. Он вдруг ясно осознал, что его жизнь продлится немногим более чем уже угасшая жизнь полковника, и что, если эта жизнь и продлится, то теперь она станет иной, связанной со старой лишь тем единственным выстрелом из никелированного браунинга, невесть как оказавшегося в кабинете маршала.

За своим столом оцепенела Анна Марковна. Она испуганно выглядывала из-за громоздкого «Ундервуда», бледная, неузнаваемая.

В приемную вошли, беззаботно и даже весело болтая о чем-то, видимо, очень весеннем оба молодых адъютанта. Здесь как будто не было войны. О ней либо ничего не знали, либо знали так мало, что она не заслуживала серьезности на лицах. Зато за окном разворачивала свою легкую конницу очередная весна и это радовало их.

Сразу за ними следом – напротив, нахмуренный как обычно, вошел Стирмайс и еще один, новый офицер охраны, с заинтересованным, любопытным пока еще лицом.

Несмотря на разницу в настроении они все сразу одновременно догадались, что тут только что стряслось нечто экстраординарное – и по необычному виду машинистки, всегда собранной и строгой, а на этот раз крайне растерянной, и потому, что часовой с будто воспаленными глазами оказался с наклоненной вперед винтовкой у распахнутых дверей кабинета маршала. Лица их тут же приобрели одинаковый серый цвет и вытянулись так, что стали почти неотличимы один от другого.

Стирмайс стрельнул злыми прозрачными глазами на стол, на котором по-прежнему лежал тяжелый черный ТТ. Он тотчас, в один длинный прыжок, добрался до него и цепко схватил в руки.

– Чей! – истошно заорал он.

– Полковника…высокого…из оперативного…, – еле слышно прошептал Павел.

Его вдруг затошнило, голова пошла кругом. Он пошатнулся. В глазах стало темнеть, но Павел удержался на ногах – еще не хватало, свалиться тут, как барышне.

– Что стряслось! – сдавленно выкрикнул один из молодых адъютантов, на лице которого не осталось и следа от весенних настроений.

– Там…, – Павел растерянно показал острием штыка в сторону распахнутой двери, – Там полковник мертвый.

Офицеры, отпихнув в сторону и без того покачивающегося Павла, разом рванули в кабинет маршала.

Семен Михайлович стоял уже в центре кабинета, глубоко засунув руки в карманы генеральских бриджей, и топорщил усы. Китель по-прежнему был распахнут на груди, из-под него виднелась ослепительно белая исподняя рубашка. Он уже был собран и хладнокровен.

Маршал качнул головой в сторону тела полковника и промолвил властно:

– Уберите этого. Мальчишка! Пустил себе пулю в лоб в присутствии маршала! На фронт всех надо! Смерти не видели! Золотые погоны нацепили, гордые сразу стали! Не тронь их! Обижаются! Тьфу!