Тихий тиран

Девушку отвезли в операционную, а Павел тут же разыскал в ординаторской Крупину, задыхаясь и отводя глаза, попросил помочь ему при операции: на себя он не очень надеялся, весь день был какой-то неудачный, обидный.

Тамара Савельевна только ахнула, осмотрев пострадавшую, и кинулась к телефону — вызывать Кулагина… Непрерывно переливали кровь, обрабатывали жуткие, зияющие раны, но так и не приступили к основному — к ампутации: не решились без профессора.

Когда Кулагин, проклиная все на свете, с поднятыми перед собой стерильными руками и в маске подошел к столу, его неприятно и странно поразили не вид изуродованного тела, не розовые пористые обломки торчащих костей, а бледный, слишком высокий и выпуклый, весь в измороси пота лоб Тамары Савельевны, ее испуганные глаза над марлевой маской.

— Отдохните! — резко сказал он. — Мне поможет Колодников.

И, видя, что Крупина не уходит, заспешил, решительно оттесняя ее от стола… Но она не ушла — только вытерла лоб ватным тампоном.

— Надо было начинать без меня!.. Можем не успеть, пульс слабый. О чем вы думали тут?!

Колодников потупился, уронил зажим, зачем-то стал поднимать его. И тут Сергей Сергеевич с ужасающей ясностью подумал о такой простой и такой недоступной прежде для его сознания истине: «Ведь это же я!.. Я сам отучил их принимать решения. Я давал нагоняи за самовольные назначения, увольнял за операции, произведенные без моего ведома и согласия! Чего же я хочу? Расхлебывай кашу, профессор! Сам заварил, сам!..»

Операция продолжалась больше часа. Кулагин не переставал удивляться, что девушка все еще живет, «Вот она, молодость, — горько думал он, — сильная, живучая, но так трагически искалеченная!.. Меня бы на ее место — так и дух вон».

Дважды Нина находилась в состоянии клинической смерти, и дважды ей возвращали жизнь. Все вместе: врачи, медицинские сестры, наркотизаторы. Девять человек и вся возможная и невозможная аппаратура.

…У Крупиной от усталости и нервного напряжения кружилась голова: за три года отвыкла от этого ежедневного операционного ритма. Она искоса поглядывала на Кулагина и видела точные, предельно экономные движения его рук, пальцев, его спокойные глаза.

И хотя ее руки делали то же самое, в сию минуту Тамаре казалось, что оперирует только он один — профессор Кулагин, человек, который, собственно, и сделал ее хирургом. Чего стоила ее ученая степень доктора медицинских наук в сравнении с его мастерством и опытом?..

После операции Кулагин пригласил хирургов к себе в кабинет.

— Сядем. И помолчим, — сказал он.

Табачный дым нехотя уплывал в открытую форточку. Кулагин проследил его движение и тихо обронил:

— Скверно… Очень скверно делать такую гнуснейшую операцию…

Крупина только вздохнула, а Колодников потер лоб и растерянно спросил:

— А что было делать, профессор?

— Сколько лет держу нож в руках, — продолжал Кулагин, словно не слыша слов Колодникова, — и постоянно негодую, когда приходится удалять конечность. Никак не могу смириться с этим. Прямо-таки какое-то раздвоение личности, черт возьми!..

— Вы сказали, раздвоение личности? — переспросила Крупина.

— Да, — резко повторил Кулагин и поднялся. — Понимаю, что операция неизбежна, диктуется здравым смыслом, а тут появляется чувство отчуждения от самого себя.

— А не милосерднее было бы, если бы она не выжила? — выпалил Колодников.

Собственно, он сказал то, о чем думал давно. Эта мысль мучила его во время работы в НИИ, да и в годы студенчества. Колодников стажировался тогда на «Скорой» и видел страдания людей, умирающих от тяжелых ранений и травм; людей, которым никто и ничто уже не могли помочь. Он, Павел Колодников, вместе с бригадой, в которую входил, мчался на помощь к этим людям, утром ли, днем ли, вечером ли, ночью ли; их белая «Волга» будила городские улицы воем, они спешили на помощь страдающим людям, но так ли уж часто могли действительно оказать ее… Порой они приезжали, когда человек еще жил; бывало, опаздывали, потому что смерть опережала.

В такие минуты Колодников чувствовал себя столь же бессильным, сколь бывает бессилен человек, во сне летящий в глубокую пропасть, когда у него нет возможности изменить, замедлить или прервать свой страшный полет. Но там можно проснуться, и кошмар исчезнет. А в реальности?..

— Что же вы предлагаете? — Кулагин рассеянно посмотрел на молодого человека. — Как вы себе это представляете? Ну смелее, говорите!

Теперь и Крупина взглянула на Колодникова. Он машинально расстегнул и застегнул ворот рубашки, ответил, глядя куда-то в сторону:

— Ну… это не столь сложно!..

— Отличная идея! Прогрессивная! — нервно потер руки Кулагин. — Выходит, лишать эту девочку жизни? Не оказывать полноценной помощи? Но она человек!

— Обрубок, — тихо сказал Колодников.

— Пока мыслит, — человек! — сердито прикрикнул на него Кулагин.