— Вот видите, — адвокат развел руками, — улик нет. Одни эмоции. Дело швах. Я вам, конечно, верю, но суду нужны веские доказательства, свидетели, заключения экспертов… А так ни под одну статью не подведешь вашего тихоню.
— Что же делать? Оставить как есть?
— Увы, дорогая Ксения Андреевна, я всегда рад помочь вам, но в данном случае…
— Эх вы, ю с т и ц и я! Улики, свидетели!.. А человек-то задыхается, гибнет на глазах у всех.
Она ушла рассерженная. И уже твердо решила, что поедет к Фомину на работу и будет разговаривать там. С кем угодно — с секретарем ли партийной организации, с начальником ли строительного управления, с председателем ли постройкома… Неужели она не найдет людей, которые захотят и смогут что-то сделать?
Ее принял заместитель по кадрам — сутулый пожилой человек, с глазами, спрятанными глубоко под нависшим лбом. Встретил вежливо и сухо. Пока она рассказывала, вопросов не задавал, иногда только что-то записывал на маленьком листочке бумаги.
— Ладно, — сказал он, дослушав до конца, — я проверю.
— А как вы проверите? — насторожилась Ксения. — Если Фомин узнает, что я приходила к вам, он мать совсем изведет.
— Не допустим, — коротко ответил кадровик. — Но вы должны согласиться, что я обязан проверить. Фомина мы знаем не один день. Подобных сигналов на него прежде не поступало… Н-да… Вы, когда пойдете, обратите внимание на Доску почета. Передовик, между прочим, так-то вот.
— Я не кровожадный человек, — сказала Гаранина, — но кровь вашему передовику попортить не мешает, уверяю вас.
Кадровик в первый раз за все время их разговора улыбнулся:
— Очень хочется попортить?
— Очень. С подлецами надо разговаривать на их языке. И вся наша беда в том, что мы разговариваем на разных.
— Странная логика, — кадровик пожал плечами, — выходит, если хулиган идет на меня с ножом, то и я должен доставать нож? А не лучше ли все-таки скрутить его и отвести в милицию?
— Легко сказать! Я самбо не занималась. Вы, может, и скрутите, а мне пропадать… Или — ноги в руки.
Ксения полистала дневник, прочитала: