Тихий тиран

Ксения Андреевна снова перечитала последний абзац, опять вернулась к нему:

— Что верно, то верно — есть материал… Хоть на докторскую.

И вздохнула.

19

Три дня после возвращения домой Слава не выходил на улицу, отлеживаясь на широкой тахте. Он поднимался с нее, только чтобы поставить на полку прочитанную книгу и взять новую, ну, и когда мать звала есть.

На другое утро после приезда Слава положил перед матерью пачку новеньких десяток:

— Возьми!.. В хозяйстве пригодятся.

— Зачем мне, Славочка? — начала отказываться Анна Ивановна. — У нас всего много, а тебе нужно одеться.

— У меня хватит… На первое обзаведение. Даже на обручальные кольца хватит.

Анна Ивановна, наблюдая за сыном, украдкой вытирала слезы: ее тревожило его постоянное молчание. Целый день, находясь вместе, они фактически не разговаривали, если не считать того, что утром сын говорил ей: «Здравствуй, мама», выходя из-за стола: «Благодарю, мама» — и, отправляясь спать: «Спокойной ночи, мама». На третий день Анна Ивановна не выдержала и попыталась завести разговор. Но он, обняв ее за плечи, мягко попросил:

— Мамуля, ты не сердись, у меня обыкновенная хандра, период акклиматизации… Дай мне побыть одному.

Кулагин-младший и сам не мог понять, что происходит с ним. Апатия, овладевшая им, настолько расслабляла, что иногда ему казалось, он давно и серьезно болен. Может быть, смертельно. И в то же самое время он мог часами, не отрываясь, читать. За три дня Слава перечитал пять томов Бунина.

Через три дня он вышел на улицу и побрел вдоль домов, жадно прислушиваясь к чужим разговорам и смеху, словно очнувшийся после глубокого обморока или только что выпущенный из тюрьмы.

Он обошел пешком почти весь город. И увидел, что за три года город стал другим — раздвинулся, обстроился, похорошел. Что-то еще присутствовало в городе, чего не было раньше. Слава пытался понять, что же именно, но не мог. А дошло как-то сразу и неожиданно: в городе появилось очень много детей. Просто какое-то нашествие детей ясельного и детсадовского возраста.

Случайно Слава оказался около редакции областной молодежной газеты «Смена». Подумав, решил зайти. Поднялся на второй этаж, пошел по коридору. Мимо него, переговариваясь и ругаясь на ходу, сновали озабоченные люди. Никто из них, разумеется, не обращал внимания на Кулагина-младшего: бородой теперь никого не удивишь.

Слава подошел к двери, на которой висела узкая табличка: «Редактор газеты В. А. Игашов», открыл ее.

— Вам кого? — спросила полная женщина, сидевшая за машинкой.

— Редактора газеты, — поколебавшись, ответил Слава.

— По какому вопросу?

— По личному!.. Он мой закадычный друг.

— Он занят.

— Ничего, я подожду.

Слава сел напротив, закинул ногу на ногу. Вообще-то он уже начал раскаиваться, что затеял эту комедию, и теперь думал лишь о том, как бы поприличней покинуть редакцию.

Женщина выдернула лист из машинки и вошла в кабинет, оставив дверь открытой.

— Валерий Александрович, в приемной вас дожидается какой-то молодой человек, — услышал Слава ее голос.

— Что ему надо?

— Не знаю. Хочет говорить только с вами.

— Все хотят говорить только со мной! — разозлился редактор. — Ладно, давайте его сюда.

Слава вошел, не дожидаясь приглашения. Навстречу шагнул худой сутуловатый мужчина.

— Добрый день, — вежливо поздоровался Слава.

— Игашов, — протянул руку редактор. — Чему обязан?

— Кулагин Вячеслав. — Слава пожал протянутую ему руку. — Вы извините, блажь на меня какая-то нашла. Собственно, я к вам так… Без всякого дела…

— Хм, — сказал Игашов, — решили пожелать мне доброго дня? И на том спасибо. Все?

— Все, — облегченно кивнул Слава. — До свидания.

— Нет уж, — вдруг остановил его Игашов, — раз пришли, будьте любезны объяснить — зачем?

— А и сам не знаю, — улыбнулся Слава, — шляюсь вот по городу, наткнулся на ваш молодежный орган. Дай, думаю, пообщаюсь.

— Вы приезжий?

— В какой-то степени.

— А если более определенно?

— Три года жил на Севере. Вот, вернулся под отчий кров. Пока тунеядствую.

— Профессия?

— Работал землекопом, бетонщиком, горняком, коллектором в геологической партии.

— Образование?

— Учился… чему-нибудь и как-нибудь.

— Та-ак… Хотите у нас поработать? — вдруг спросил Игашов. — На гонораре?

— А это как? — сощурился Слава, забавляясь в душе ситуацией, в которой невольно оказался.

— Просто. Трудовая книжка лежит у нас. На учет — партийный или комсомольский — ставим к себе… Вы член партии?

— Комсомолец.

— Стало быть, на комсомольский. Бюллетень оплачиваем по среднемесячной; ну а зарплата — это уж извините. Сколько написал, за то и получи. Устраивает?

— Я раньше никогда не писал.

— Так уж и никогда? — хитро прищурился редактор. — Ну, это поправимо. Научитесь. А не научитесь — выгоним.

— Понятно.

— Слова складывать умеете? Например: «Я вас люблю, чего же боле…»

— У вас в редакции все такие остроумные?

— Не все, но большинство. Вы меня извините, товарищ, но со вчерашнего дня я ничего не ел. Хотите себя попробовать на новом поприще?

— Хочу, — пожал плечами Кулагин-младший. — Где наша не пропадала…