Тихий тиран

— Ради бога, не возвеличивайте моих сотрудников. И меня в том числе… Ну кто я? Самый обыкновенный предводитель команчей, мне бы скальпы сдирать… В вашем лице нам нужен толковый терапевт. Такое усиленное внимание к вам объясняется тем, что у хирургов слишком много осечек, в основном из-за профессиональной узости, крайней самонадеянности и личной ограниченности. То забудут уточнить, чем болел человек раньше, а он, оказывается, и туберкулез перенес, и инфекционный гепатит. И вот результат — помер на столе… Забывают, увлекшись, что хирургическое лечение только часть общей терапии! Вот вы и должны исследовать возможности, резервные силы больного, его способность выдерживать физические и моральные нагрузки… Вы должны стать комиссаром при хирурге, да простится мне это сравнение!

— Боюсь, что ваши команчи будут надо мной иронизировать.

— Агрессивные эмоции я в них задавлю!.. Но и вы, Ксения Андреевна, не такая уж овечка! Кое-что я про вас слышал…

Вечером Ксения спросила мужа:

— Хочешь посмеяться?

— Здоровый смех способствует… Чему он способствует? — улыбнулся Валерий.

— Пищеварению… Так вот, прихожу я сегодня в палату, чувствую — дымом пахнет. А не видно, чтоб кто-нибудь курил. Только один рот скривил, будто его зуб мучает. «А ну, покажите язык!» — говорю я. А у него во рту окурок. Горящий. К языку прилеплен… Я расхохоталась и ушла.

— Как школьники! — сказал Валерий. — Есть что-то общее между больными и детьми… Трудно тебе на новом месте будет, если не займешься чистой наукой.

— Не бывает такой науки, — посерьезнела Ксения. — Люди… Вот и вся моя наука. Главная!.. Такие курьезы бывают, ты не поверишь. Палатная сестра полчаса будила больного, чтоб дать ему снотворное — врач прописал. А пиявки другому больному — не поставила. Я, говорит, их боюсь… Ну разве это медик?

— Ты неисправима! — Валерий смотрел на нее с нежностью и сожалением. — Я уже говорил, что ты — донор… Донор души. Ох, отольется тебе все это… — он пощелкал пальцами, подыскивая слово, — все это великодушие. Ох и отольется! Тогда не плачь — сама виновата.

— Да, сама виновата, — покорно согласилась Ксения, — но ведь им… которые там, в палатах… им же больно!

…Ксения нажала кнопку звонка, прислушалась. За дверью никто не подавал признаков жизни.

«Странно, так поздно, а ее нет… Куда она ушла?»

Ксения позвонила снова, решив, что мать крепко спит и не слышит. Дверь не открывалась.

Ксения заволновалась. Обычно мать никуда не отлучалась из дома по вечерам. Последние годы она плохо видела и боялась выходить из квартиры в сумерки.

«Может быть, пошла к соседям? — стараясь думать спокойно, спросила себя Ксения. — Позвонить, что ли?..»

Она подошла к соседней двери, позвонила. Дверь открылась так быстро, что можно было подумать — там только и ждали, когда позвонят.

Вместо знакомой соседки — Вероники Кузьминичны — на пороге стоял кряжистый мужчина в спортивной куртке и выжидательно поглядывал на нее.

— А Вероника Кузьминична… — начала Ксения и замолчала.

— Она здесь больше не живет, — добродушно ответил мужчина. — Переехала, получила новую квартиру. А нас вселили сюда. Что ж это мы стоим? Проходите, пожалуйста…

— Да нет, спасибо, — отказалась Ксения, — я всего лишь хотела узнать… Дело в том, что я живу рядом, — она показала на свою дверь и смутилась, — я хотела сказать, что… жила рядом.

Новый сосед оживленно перебил, не дослушав:

— Так вы дочь Анастасии Кирилловны? Как же, как же… Слышали о вас… — Он вдруг хлопнул себя по лбу: — Ах ты, память моя девичья!.. Чуть не забыл… Она же для вас письмо оставила!

— Письмо? — встрепенулась Ксения. — Где оно?

— В почтовом ящике… На вашей двери.

Ксения рванулась к ящику и вдруг остановилась, вспомнив, что у нее нет ключа. Ключ остался в ящике стола, в квартире Валерия Игашова, в ее новой квартире.

— Я говорил ей, — бубнил в спину сосед, — зачем в ящике-то оставлять, когда мы сами можем передать? Оставьте, мол, нам, в полной сохранности будет… А она говорит: «Ничего, я лучше в ящике. Только вы ей скажите, что оно в ящике».

Ксения нашла в кармане карандаш и попыталась поддеть письмо через отверстие в ящике. У нее ничего не получилось. Она даже вспотела от волнения.

— Минуточку! — сосед решительно отстранил ее руку. — Я его сейчас достану.

Он ушел и вскоре вернулся, неся инструменты. Но, очевидно, он не был мастаком по части открывания почтовых ящиков. Поковыряв в замке отверткой, он засопел недовольно и поскреб лысеющую макушку.

— А сломать ящик вы сумеете? — с надеждой спросила Ксения.

— Сломать каждый дурак сумеет, — буркнул расстроенный своей неудачей сосед.

— Тогда ломайте! — приказала она.

Ломать — не делать… Через минуту Ксения держала в руках белый треугольник; защемило сердце — много лет назад они с бабушкой получали точь-в-точь такие же треугольники от матери. Но тогда была война, с которой младший сержант связи Анастасия Кирилловна Гаранина привезла сквозное ранение и два ордена Красной Звезды…

— Спасибо, — сказала она, — а теперь я пойду.

— Если хотите, я починю ящик? — предложил сосед.

— Спасибо еще раз… До свидания.