– Лечат да не вылечат. Астраханцев, ты же обещал не курить.
– Ну все, все. Пообщались. Я погнал.
– Ты куда?
– Грызть!
– Что грызть?
– Науку, Людок, науку.
Пес за окном начал лаять, тем самым напомнив, что его надо кормить. Во умная псина. Эти чау-чау вообще умные ребята, их в свое время тибетские монахи разводили – для созерцания, как пишут древние книги. Мне с моим холерическим складом только такая и нужна. Спокойная и добрая.
– Что, Крейзи, проголодалась?
Ее имя Крейзи – бешеная или сумасшедшая – совершенно не соответствует действительности. Просто я до нее держал колли, а это не собака, а мячик. Один раз подкинь, и целый день прыгать будет. Когда ее не стало, я долго не мог успокоиться, а потом решил, что, пока не заведу нового друга, так и буду жить страданьями-воспоминаньями. И когда купил щенка, назвал ее Крейзи, думал, такая же будет безбашенная. А она возьми да и стань эталоном преданности и понимания. Черная моя красавица. Чемпион России. Я ее когда по выставкам возил, так увлекся, что уже в воскресенье не мог усидеть дома. Такой азарт я испытывал только при игре в карты – в молодости, когда с девятнадцатью очками сидишь, а на банке – ого-го.
С Людкой мы познакомились еще в восьмом, вернее это я в восьмом, а она в седьмом. Инициативу проявила она, засунув записку мне в карман пальто, в раздевалке, в которой простенько и банальненько без имени и обратного адреса нетвердой рукой было начертано «Я тебя люблю». Моему удивлению не было предела, так как я наивно полагал, что подобные признания – это прерогатива исключительно мужской половины человечества. Долго ломал голову и следил за всеми девчонками, кто хоть как-то удостаивал меня своим взглядом. Да, нелегкая это работа, раньше хоть дамы платки роняли, а здесь – поди разбери, кто тебя любит…
Все разрешилось само собой, когда мы готовили новогодний вечер. Я играл в школьном ансамбле на гитаре, а она пела с девчонками, что-то про то, как на опушке жила зима в избушке. Я терпеть не мог такую белиберду, но, что поделаешь, сценарий.
Она на меня так смотрела, краснея и волнуясь, что все стало ясно, как день. Я вызвался проводить ее до дома и тут-то все и началось. И почему я раньше ее не замечал?
– Потому что растяпа, – любила повторять она.
А я был довольный, как слоник, потому что даже «растяпа» она произносила так ласково, как никто другой. Наши чувства, искренние и чистые, со временем, действительно, переросли во что-то большое и главное, что мы уже и представить не могли себя по одиночке. Все вокруг знали о нашей «дружбе», как это тогда называли, и относились к этому с уважением, даже учителя. За исключением двух-трех ханжей да парочки завистников. Одним из них и был наш будущий доктор Горбонос. Он как-то резко задружил со мной, а я, ничего не подозревая, впустил его в наше пространство. Вопрос разрешился тогда, когда Людка мне сказала, что он частенько заглядывает к ней домой по-соседски, на чай – они, действительно, жили рядом. Ну пришлось начистить ему мурло, чтобы он не совал его куда попало, и я лишился друга, так и не успев по-настоящему подружиться.
Выйдя из школы я наткнулся на кучку пацанов.
– Привет, Хан.
– Привет, бедолаги, че за планерка?
– Да вот стоим кубатурим, куда кости кинуть.
Ответил Мустафа один за всех. И после короткой паузы…
– Может, в сквер, на гитарешке побринькаем.
–А че, и правда, погнали.
Поддакнул Чугун, окинув всех по кругу испытующим взглядом.
– А арфу где возьмем? – поинтересовался я и, не дожидаясь ответа, – Пупо, у тебя что ли?
– Можно и мою, я здесь рядом живу, – ответил Пупо, его так за рост прозвали и за прическу, которой он хоть и отдаленно, но был похож на Пупо из далекой солнечной Италии.
– Ну так и порешили, – постановил я.
Потому что глотку рвать должен был тоже я. На гитаре лучше меня в нашей компании все равно никто не играл. Я к тому времени уже закончил музыкалку и кое-что понимал в диезах и бемолях, в отличие от остальных. Да и голос у меня хоть и ломался, но что-то мог.
В парке пахло прелыми листьями вперемешку с горьким запахом тополиных почек. Ветер раздувал наши длинные волосы, за исключением Мустафы, он стригся налысо, и был похож на басмача из фильма «Белое солнце пустыни», оттого и прилипло к нему – Мустафа. Мы шли по аллее среди уже вовсю зеленевших газонов, запах весны дурманил наши молодые сердца. Проходя мимо двух мамочек с колясками, сидевших на лавочке и подставлявших своих крох ласковому солнцу, я узнал, что «Малыш» с гречкой гораздо лучше поедается детьми, чем «Малыш» с толокном…
«Надо же… Че бы понимали», – подумал я про себя. А в душе уже звучал знакомый мотивчик.
Во молодец Маликов, такую вещицу забацал.
Мы добрались до конца аллеи – туда, где стояли, качели-лодочки, хоть они и были перетянуты огромной цепью, мы любили на них зависать. Пупо не заставил себя долго ждать, инструмент у него был неплохой – старая облезлая, но не дурно звучащая гитара времен НЭПа.
– Пупок, че ты ее в порядок не приведешь?
– А как?