Тихое место

Она передвинула кресло в единственный квадрат, освещенный солнцем. Но она могла это сделать и вечером. Кресло прочное, боковины надежные, и сейчас оно стояло рядом с забором Труэттов.

Может быть, обнаружив, что ключей нет, она решила пробраться в дом Труэттов во что бы то ни стало?

Я покачала забор, разделявший дворики, чтобы проверить его надежность. Он не шелохнулся. Эти заборы выдержат удар любой стихии, им нипочем ураганный ветер, они соединяют все наши дворы и делают эту общую крепость еще прочнее.

По рукам и по спине пробежал холодок. Будто Руби и сейчас со мной. Конечно, это ее рук дело. Как и все прочее.

Я догадалась, как она действовала: отперла мою заднюю калитку, чтобы потом спокойно вернуться. Подтащила кресло с другой стороны участка, встала на него, забралась на подлокотник, закинула ногу на плоскую поверхность забора и спрыгнула на выложенную кирпичом площадку, где сейчас стояла я.

Зазубрины на засове остались от моего кухонного ножа, который она использовала, чтобы пробраться в дом Труэттов.

Да, Руби была здесь. Была в этом доме.

По выложенной кирпичом дорожке я вернулась к двери и повернула ручку, будто шла за ней следом, сгорая от желания узнать, что она там нашла.

Дверь открылась с первого толчка.

В доме меня окатила волна густой влаги и затхлого воздуха. Я повернула выключатель на стене, но ничего не произошло. Электричество давно отрубили. Соответственно, кондиционер не работал, воздух замер. Я задышала, прикрыв нос рукавом, как в тот день, когда мы нашли здесь тела.

Постепенно глаза привыкли к темноте, вокруг замелькали тени. Какая-то мебель, что осталась после того, как брат Брэндона продал или раздарил все что мог – у стены стул с жесткой спинкой, посреди комнаты кофейный столик, высокий табурет у кухонной стойки – скелет дома.

Хоть я и прикрывала нос рукой, отделаться от вездесущего запаха не могла. Весь этот дом пах не так.

Я включила фонарик на телефоне – есть ли следы вторжения? Но домом владели молчание и тишина.

Я подошла к кухонному окну, которое тогда в панике открыла. Луч света направила вниз, чтобы никто не видел, что я здесь.

Дальше двери в гараж, открываются автоматически, Чейз тогда закричал: жми на кнопку! Ответом было неспешное механическое жужжание – ну почему же так медленно! А Шарлотта побежала к окнам гостиной, распахнула заднюю дверь.

Я прошла по коридору, посветила на потолок, там остался выцветший кружок – след от детектора угарного газа. Справа лестница, я тогда поднялась по ней вслед за Чейзом.

Он стоял в ногах их кровати. Выражение его лица я не забуду никогда. Часто, глядя на Чейза, я вижу их тоже. Но зачем кому-то вламываться сюда сейчас? Тем более Руби?

В конце коридора запах вдруг изменился. Будто повеяло морской свежестью. И этот аромат забивал запах во всем доме. Чем дальше я шла по коридору, тем сильнее он ощущался.

Гостиную Труэтты превратили в кабинет Фионы, сделали стеклянные двери. Одна из них была приоткрыта, и я поняла, откуда исходит аромат. В центре комнаты на деревянном полу стояла голубая свеча, она была погашена, но прогорела целиком, весь воск расплавился. «Океанский бриз», как гласила этикетка.

Я медленно приблизилась к единственному источнику жизни в этом заброшенном доме. Кабинет был пуст, разве что стоял в дальнем углу рабочий стол. Включать фонарик я не стала, окно не занавешено, свет могут увидеть с улицы.

В окружении теней я не сразу заметила, что в дальнем углу, под столом, лежит какая-то ткань. В темноте я опустилась на колени, подползла поближе и прикоснулась к ней. Ткань зашуршала, это было что-то свернутое…

Спальный мешок! Прямо у стены.

Будто кто-то здесь обосновался. Я слышала о таком, в других заброшенных местах люди заселяются в дома без спроса. Но здесь? В нашем квартале? Мы все рядом друг с другом, не могли не заметить чужака, услышали бы что-то в ночи.

Я развернула спальный мешок, и от него отделилась черная записная книжка. Я взяла ее и вышла из комнаты, там можно посветить фонариком, не боясь, что кто-то заметит.

В середине книжки торчал карандашик, как закладкой, помечая страницу. Открыв ее, я мгновенно узнала почерк. И теперь нет сомнений в том, кто именно сюда залез и даже здесь переночевал.

Книжка принадлежала Руби.

Наверху странички стояла дата. День перед нашей вечеринкой. День перед ее смертью: 3 июля. Записи представляли собой какой-то шифр, и я не сразу поняла их смысл. Буквы, стрелочки, даты и время.

В надежде разобраться я открыла первую страницу. На внутренней стороне обложки стояли тусклые цифры, написанные ее рукой: 28619.

28–6–19.

Дата ее освобождения.

Я перевернула страницу, и из книжки выскользнул сложенный квадратиком лист бумаги.

Я развернула его – распечатка текста с компьютера. Похоже, с нашей доски объявлений.

Но текст не новый. Я сразу его узнала. Это была наша переписка в дни, когда следствие по делу об убийстве Труэттов только началось.