Тиховодье

– Погоди. Не торопись. Я, наверное, не с того начал. Я не звезда телевидения и не писатель, чтобы правильно излагать свои мысли. Я простой полицейский. Конечно, мне нужно было начать не со своих шрамов и переживаний, а с того как именно я понял, что мы мертвы. С того момента, когда осознал, что все вращается вокруг него. Именно он, – твой Максим, – ключ ко всему. Он виновен в том, что происходит с нами. Люди, которых я встречаю сегодня, каким-то мистическим образом завязаны на него. Я не знаю, как все это объяснить, но все они знакомы с ним. Любят или ненавидят его. Некоторые помешаны на нем. Парень в «Мазерати» говорил, что знает его; девка с пирсингом, на скамейке в парке, видная такая (он покачал перед собой на ладонях воображаемую грудь) рыдала из-за него. Когда я спросил, ответила, что ее бросил парень, которого, как ни странно, звали – Макс Нилов. Затем мужик в спортивных штанах, воспользовавшийся чрезвычайной ситуацией, введенной в городе, и похитивший шесть бутылок пива. Я прибыл по сработавшей сигнализации в супермаркете и задержал его уже на выходе. К этому времени одну бутылку он уже уговорил и заявил, что агенты «кровавой гэбни» упекли его сына в клинику «Сосновый Бор» и ему надо залить свое горе. У мужика был паспорт на имя Александра Нилова.

– Александр? – она не смогла скрыть удивления.

– Я так понимаю, это его отец? Как-то староват он для тебя. – Рустам махнул рукой. – Ладно. Меня это не должно касаться. Забудь. Я не о том. Меня напрягает другое, – я тоже связан с ним. Как я и говорил – все мы, все связаны.

Его глаза вновь засверкали. По щекам разлился румянец.

– Прежде чем началась вся эта ерунда, я побывал в странной отключке. В салоне сотовой связи некий умник спер айфон. Что-то где-то замкнул, что-то где-то подменил и спер новый смартфон с демонстрационного стенда. Говорят, это практически нереально сделать, но он сделал это. Вот только его все равно засекли на выходе. Последнее что я помню, прежде чем очнуться в патрульной машине – то, как отправлялся поговорить с его семьей. У меня стойкое ощущение, что этот несовершеннолетний умник и твой сын – одно лицо.

– Ничего не понимаю? То есть вы хотите сказать?..

– Что если мы все, так или иначе, связаны с твоим сыном, то резонно предположить, что это он собрал нас всех вместе и пытается от нас что-то получить, – признания или прощения. Или он, например, хочет мести. Да, почему бы ему не желать отомстить нам? Во всех ужастиках призраки возвращаются, чтобы отомстить тому, кто сделал их такими. Походу, мстя и невинным людям, которые просто подвернулись под руку… Короче… Перебрав все возможные варианты, я пришел к выводу, что мы мертвы и наша смерть связана с ним. Либо он убил нас, либо мы убили его.

Катя вспомнила Алексея, поднявшегося из могилы…

…посмотри на результат. Это он сделал со мной. Два удара в живот, чтобы посмотреть на мучения и потом контрольный сквозь глаз прямо в мозг…

…под гранитным пьедесталом с изогнутой потемневшей от времени бронзовой пластинкой на которой было написано имя ее сына. И прислоненные пластмассовые венки с траурными лентами «Покойся с миром» и «Любимому сыну».

Вспомнила мертвого Мишку…

…думаешь, ты убил меня? Напрасно надеешься. Я приду за тобой даже с того света…

…и треск разрываемой ткани за мгновение до того, как из груди подростка взметнулись тонкие изломанные конечности паука-сенокосца.

– Нет, – все в ней противилось мысли о том, что ее сын мог стать убийцей. – Не мог он убить меня. И я также не могла его убить. Я любила его. Он – это всё ради чего я жила. Он – единственное, что меня держит здесь.

– Единственное что держит тебя? Или всё-таки – это единственное за что держишься ТЫ, чтобы остаться здесь?

Катя открыла рот, пытаясь сообразить, что ответить. Последний вопрос был подозрительно похож на грязный намек, но она никак не могла сообразить, на что именно он намекал.

– Хорошо. А что ты думаешь обо всех этих метаморфозах? Когда дождь окрашивается в цвет крови. Он даже на вкус становится похожим на нее. Жирный, металлический. Сворачивается как кровь и засыхает по обочинам, в стоках. Видела?

Неожиданно она вспомнила рисунок Максима, который он по ее персональным часам нарисовал лишь несколько часов назад. Тот, который он показывал сегодня за завтраком