Над веком показалось бледное тошнотворное сегментированное тело. Медленно скрутилось в спираль и развернулось в ее сторону. Вслед за ним еще одно. Еще более отталкивающее.
Катя прижала руку ко рту и сглотнула, сдерживая сильнейшие рвотные позывы.
– Я вижу тебя, – прошептал священник. – Да, да! Я знал, что это ты, искусительница, приманка дьявола. Ты вернулась, чтобы закончить начатое? Чтобы мучать меня и на том свете? Я помню. О, да! Я отлично помню тебя, стоящую передо мной! Твои соски, выпиравшие сквозь тонкую ткань, твои бедра и губы. Ты совратила меня с тем, чтобы лишить веры. Ты хотела, чтобы я оступился…
Длинные черви выползали и, раскачиваясь, нависали над конъюнктивой. Они обрамляли его глаза как ресницы на автопортрете сюрреалиста.
– Ты привела ко мне свое отродье и просила крестить его. Но главной твоей целью было – соблазнить меня, отвернуть от господа. Теперь ты снова здесь и все вокруг источает миазмы твоей похоти. Дьяволица!
– Уйди прочь! – крикнула она, ударив его в грудь. Священник, пошатнувшись, отпустил ее руку и, оттолкнув его, Катя побежала в сторону набережной.
2
Оказавшись на другой стороне улицы, она обернулась. Мужчина следил за ней. Незрячие, затянутые пленкой глаза с копошащимися в них червями, провожали ее пустым, ничего не выражающим взглядом. Он не делал попыток преследовать ее, но…
…распахнув полы рясы и стянув штаны, священник остервенело онанировал. Непропорционально длинный член болтался из стороны в сторону. На лице не читалось абсолютно ничего, никакой эмоции. Менее всего он походил на человека. Его движения были механическими и бесчувственными.
– Вот козел!
Она плюнула в его сторону и, выставив вверх средний палец, прокричала:
– Чтоб ты сдох, урод!
3
Со стороны Волги дул порывистый ветер. То затихая, то толкая в плечо, он намекал, что ей тут не рады. Иногда особо сильный его порыв бил по лицу будто давал пощечину.
Темные, практически черные волны, увенчанные серыми барашками из пены и мусора, неслись от терявшейся в дождливой пелене плотины в сторону моста. Река никогда еще не была настолько полноводна и быстра. Никогда ранее она не казалась настолько необъятной. Её скорость, её неистовство, ощущались физически. Волны со злобным ворчанием накатывали на гранитный парапет – последнюю преграду между рекой и городом, между смертью и человеческими жизнями. Волгу уже ничего не отделяло от того, чтобы начать свое победное шествие по городским улицам.
Притихший было дождь, опять разошелся. Вначале мелкий и редкий, он быстро превратился в ливень. Если бы не куртка полицейского она бы уже простыла. Надвинув капюшон насколько его хватало, она убрала руки в карманы и быстрым шагом направилась вдоль массивной кованой ограды.
Высоко в небе раздался пронзительный крик одинокой чайки. Ее крик снова напомнил ей детский плач. В нем было столько боли и обреченности, что Катя сжала кулаки.
Она вдруг отчетливо вспомнила, как однажды ранним утром услышав точно такой же крик чайки, вскочила, и, ничего не соображая спросонья, кинулась к ребенку. Протянув руки, готовая схватить его, она поняла, что мальчик, которому в то время было лишь чуть больше полугода, мирно спит в своей кроватке. Над его головой на ободе музыкальной карусели покачивались голубые кролики. Она проверила памперс между ног малыша и осталась стоять рядом. В тот момент сын показался ей настолько беззащитным, что она с трудом поборола в себе желание, прижав его к груди, снова попытаться сделать частью себя. Только внутри нее он был бы в безопасности.
Она задрала голову и увидела птицу, попавшую в серую паутину туч. Беспорядочно кружа и трепеща крыльями, та безуспешно пыталась вырваться на свободу, но с каждым новым движением лишь больше запутывалась в липких клубящихся нитях.
Поднявшись по лестнице, она увидела впереди беседку. Напротив неё стоял памятник воинам-интернационалистам – кусок мрамора с изображением автомата Калашникова и поименным перечнем погибших в Афганистане ребят из Тиховодска. Клумба вокруг памятника пламенела оранжевыми настурциями. Среди чёрного мокрого асфальта, чёрной реки и темного неба, цветы выглядели как сигнальные костры, разожжённые потерпевшими кораблекрушение. Вытянутые в сторону реки они указывали на обзорную беседку, как на место где их надлежит искать. Мы тут, ищите нас здесь! – говорили они.
И в беседке действительно кто-то был. За укутывавшей все предметы пеленой она не могла разглядеть кто-именно, но силуэт был определенно мальчишеский. Она готова была разрыдаться от радости.
Это Макс! Неужели она нашла его?! Последние несколько часов жизни казались ей бесконечной пыткой. Но теперь все закончится. Наконец они встретятся, и всё в мире вернется в привычную колею.
Она непроизвольно улыбнулась и помахала ему.
Мальчик помахал в ответ.