Тиховодье

По стенам, от потолка, расползаются серые пятна. Они темнеют, приобретают ржавый окрас, местами вздуваются, и там, где это происходит, штукатурка лопается как гнойник или волдырь на обожженном участке кожи. Из образовавшихся трещин, пульсируя, вытекает багровая жидкость.

Фотографии детских попок сменяют полуголые старшеклассницы, визжащие и прикрывающие маленькие груди. Некоторые кидают в сторону фотографа кроссовки и пакеты со спортивной одеждой.

Вверху изображения появляется надпись, – мы поймали извращенца и задали ему хорошую порку.

Столы, ранее заваленные бумагами, покрываются грязно-серой материей, зарастая ей будто мхом, и превращаются в больничные койки, на простынях и подушках которых в скором времени появляются кровавые кляксы. Рядом с кроватями, проступая из воздуха, в начале, как мираж, но затем, материализуясь во всех подробностях, появляются толстые кожаные ремни. На полу раскиданы скальпели, куски ваты, ножницы, бинты, зажимы.

Появляется новая серия фотографий. Они стали еще откровенней. По монитору проплывают возбужденные заостренные женские соски, выступающая ягодица с пламенеющим отпечатком ладони, розовые бритые гениталии.

Фотографии кажутся одновременно и отвратительными и возбуждающими, привлекая внимание тёмной и скрытой от посторонних глаз части ее души. Той её части, которая в четырнадцать лет тайком смотрела порнушку по кабельному каналу «Искушение», а летом в деревне с наслажденьем давила в кулачке гусениц и жуков.

Экран монитора вспыхивает ярче. Она отстраняется от него и прикрывает глаза рукой.

Следующая фотография сделана против света, который идет через огромное окно класса. На учительском столе лицом к фотографу сидит женщина. Ее голова низко опущена, длинные волосы свешиваются вперед, прикрывая грудь и касаясь короткостриженой головы юноши, сидящего перед ее раздвинутыми ногами. Не составляет особого труда догадаться, чем они занимаются. Труднее, оказывается, перебороть в себе одновременное возбуждение и рвотные позывы.

Над фотографией комментарий, – вот так мы изучаем анатомию.

На нее осыпаются мелкие куски шпаклевки и цемента. Белая пыль ложится на ее плечи как перхоть. Она стряхивает ее, и, подняв голову, в ужасе наблюдает, как поверхность потолка покрывается сетью трещин больше похожих на ветвистые темные вены мертвеца, из которых сочится и капает грязно-ржавая вода.

Она делает шаг назад. Одновременно с ней отодвигается изображение на мониторе, и появляется новая порция фотографий.

Шея в собачьем ошейнике, сменяется бедром с синими отпечатками зубов, плетка на красной от побоев спине, – цепями на запястьях.

И, как логическое завершение, распахиваясь из левого верхнего угла монитора, выскальзывает изображение юноши, распятого на старинной двуспальной кровати. Его лицо закрывает черная балаклава, член безвольно висит между ног.

Достаточно. У нее больше нет ни малейшего желания разглядывать всё это.

Она отворачивается, закрывая глаза.

2

Кажется, проходит не более минуты, прежде чем она вновь открывает их, но кабинет учительской уже полностью преобразился, превратившись в жуткую больничную палату.

Место столов заняли койки с замаранным кровью бельем. Кровавых пятен настолько много, что кажется, будто здесь недавно работала бригада безумных хирургов-вивисекторов. Гогоча, они кромсали трупы. Извлекая органы, складывали их в наполненные льдом сумки-холодильники, и между делом пересказывали друг другу старые бородатые анекдоты и, смешные только для них, случаи из своей черной и кровавой работы.

На спинках коек висят рецептурные и температурные листы. У изголовья ближайшей к ней койки на стене разноцветными кнопками прикреплены вырезки из газет. Бумага, кажется, пожелтевшей и крошащейся от времени.

Старательно отводя взгляд от монитора и проплывающих по нему фотографий, она подходит ближе, вглядываясь в вырезки. Судя по заголовкам заинтересовавшие кого-то статьи ничем не связанны между собой. В одной речь идет о праздновании нового года в детских садах города, в другой, явно заказной, рассказывается об открытии магазина «детский мир» в торгово-развлекательном центре «Виконда». Но каждая из них кажется ей смутно знакомой. Она не могла бы поклясться в этом, но возникает ощущение, что когда-то она уже читала их.

На тумбочке под вырезками наклоненная головой к стене с бесстыдно раздвинутыми ногами стоит голая Барби. Женщина брезгливо толкает ее пальцем и кукла, упав на бок, демонстрирует ей тщательно воссозданные интимные места. Какой-то больной извращенец красной шариковой ручкой нарисовал ей соски, а также малые половые губы, между которыми аккуратно проделал небольшое отверстие.

– Мерзость, – она смахивает куклу с тумбочки, и та падает на грязный кафельный пол. Но теперь ее поза стала еще более вызывающей. Разведенные ноги оказались похотливо задраны к потолку.

Катя пинает ее ногой, – с глаз долой, под ближайшую койку.