Тиховодье

А впоследствии и мужа.

Они собирались купить просторный семейный кроссовер. Год готовились, выбирали модель. Рассчитывали так чтобы не влезть в большие долги. Наконец выбрали – «Шевроле Траверс»

Она отчетливо вспомнила тот день, когда Александр уехал в салон. День, который стал одним из самых ужасных в ее жизни.

Она сидела у окна, пила кофе, наблюдая за коротким отрезком подъездной дороги, огибающей торец соседнего дома. Ожидая появления хетчбэка цвета бордовый металлик, она не обратила совершенно никакого внимания на двухдверный автомобиль, влетевший в их двор на какой-то космической скорости.

Когда машина затормозила возле их подъезда, и из нее вышел Александр, Катя, не поверив собственному зрению, прижалась лбом к окну и протерла глаза. Чашка с кофе в другой руке задрожала. Напиток выплеснулся на подоконник.

Муж переступил порог с улыбкой дебила. Он сиял как лампочка, лыбился как малолетний олигофрен. Шокированная, она смогла произнести лишь одно:

– Зачем ты это купил?

– Круто ж, – ответил Саша, и, не разуваясь, прошел в детскую.

– Макс, – услышала она его голос. – Собирайся! У нас теперь такая штука есть!

Сейчас, сидя на заднем кресле «Мазерати», на месте своего сына, со странным ощущением стороннего наблюдателя она спрашивает себя, а не видит ли она все это глазами Макса? Может такое быть, что все эти видения каким-то образом связаны с ним? Может она переживать его воспоминания?

Но это предположение кажется, еще более нелепым, чем все ее предыдущие мысли, включая откровенно бредовые, вроде тех будто она умерла или что ее похитили инопланетяне.

Когда они сворачивают на подъездную дорогу к дому, мир вновь совершает кульбит и после секундной круговерти лиц, среди которых она уже начинает выделять знакомые и примелькавшиеся, – например, мужика с эспаньолкой, – она оказывается посреди лужайки на участке за домом.

6

Она была тут всего несколько раз в жизни, но узнает ее сразу. Две молодые яблони, кресло-качалка, рядом с которым валяются три пустых пивных бутылки. Она смотрит на кресло почти с ненавистью. Оно вызывает у нее неприязнь из-за внезапно нахлынувшего озарения, – именно на этом кресле ее муж любил не только предаваться похмельной дреме, но и трахать блядей, которых привозил сюда.

Правее кресла, возле одинокой заросшей клубничной грядки стоит низкий деревянный стол. Вся его поверхность измазана кровью. Возле стола металлическая клетка, в которой, смирившись со своей участью, или же просто не осознавая, что их ждет, друг напротив друга сидят две курицы. Рядом с клеткой держа в одной руке топор, а в другой слабо трепыхающуюся, но еще живую птицу стоит Александр.

– Осталось, еще три. Ну-ка, пацан, покажи, на что ты способен, – говорит он, обращаясь к ней. – Не все же тебе в игрушки играть. Когда-то надо и мужиком становиться.

Она чувствует, как от неприятного холода немеет низ живота, но подчиняется, подходя ближе.

– Бери ее за ноги, – говорит муж, протягивая ей курицу. – Твоя задача крепко держать и не отпускать ее даже когда все будет закончено. Понятно? Отпустишь, только когда я тебе разрешу.

Она берет курицу и та, вероятно ощутив, что ее хватка значительно слабее, начинает дергаться и хлопать крыльями.

– Прижимай ее к столу, – командует муж. Он улыбается широким нечеловеческим оскалом. Она не помнит, чтобы видела раньше, чтобы он так улыбался.

Покорно прижимает птицу к измазанному кровью дереву, полному трещин и заусениц. Та все еще слабо дергает конечностями, не отводя от Кати взгляда полного отчаяния и панического ужаса. Кате кажется странным, что курица не издает ни звука. Может это существо не так глупо, как обычно считают люди? Может она понимает, что крик ей уже ничем не поможет. Крик не способен остановить ни челюсти хищника, ни топор мясника. Он лишь заберет последние силы, которые могут пригодиться в решающий момент, когда противник даст слабину.

Мне есть чему поучиться у… – думает Катя, но мысль обрывается и остается незавершенной в тот момент, когда Александр, закинув руки, одним быстрым движением отрубает курице голову.

От неожиданности она вскрикивает. Кровь мелкими капельками орошает лицо и руки. На какой-то миг ее хватка слабеет, и обезглавленное тело птицы вырывается на свободу. Громко хлопая крыльями, оно падает со стола, но не затихает, обагряя траву, а принимается бегать вокруг них, натыкаясь на ножки стола, кресло-качалку и пивные бутылки. Из обрубленной шеи толчками хлещет кровь.

– Я тебе говорил, держать! – кричит на нее Александр. – Ты можешь, сделать что-нибудь нормально? Ты, маленький пидор! Теперь давай лови ее!

Он бьет ее по лицу. Клацают зубы, и рот наполняется кровью. Слезы брызжут из глаз, она падает на землю. Тяжелый запах сырой травы, влажной почвы и собственного страха бьет в нос. Резкий густой и терпкий.

Тело курицы падает рядом с ней, и Катя обнимает ее, прижимая к себе. Она слышит свой сдавленный шёпот.

Я не ты, не глупая птица.

Собственное тело не подчиняется ей. Им овладел кто-то чужой. Он открывает ее рот, сжимает ее грудную клетку.