Тиховодье

– Ты все делала специально. Ты раздражала меня, доставала с одной целью – чтобы я сорвался. Помнишь, как ты на вопрос чем его отец занимается, с такой брезгливой рожей ответила, – опять херней мается. А он, запомнив это, потом целый месяц, увидев меня, кричал – папка-херня. Помнишь? Ты его даже не одергивала. Ты не делала ему замечаний, лишь поощряла всё это.

– Я не помню этого, – ей неожиданно пришло в голову, а не слишком ли быстро она согласилась, что это ее муж. Да, он выглядит как раздавшийся и слегка заматеревший Саша. Расплывшийся и влезший в дорогой костюм. Но где гарантия, что это действительно он?

Гарантия в том, что он выглядит как последний подонок, – подумала она и тут же испугалась и самой этой мысли, и маниакальной убежденности в своей правоте. Мысль родилась внутри, но казалось, не принадлежала ей.

Она оторвала взгляд от убегающей под колеса скрытой толстым слоем воды дорожной разметки, бурлящих потоков у обочин и скосила глаза на мужа.

– Вы отлично поладили друг с другом, – продолжал между тем он, с пухлой нижней губы слетела капелька слюны и упала ему на руку. – У вас образовался такой своеобразный клуб по интересам, – кто сильнее пнёт папашу. С совместными чаепитиями и интимными задушевными разговорами.

Когда он наклонился к ней, ее окутал запах Incense Oud, дорогих мужских духов, которые может себе позволить отнюдь не каждый нувориш.

– Я думаю, ты, просто недотраханная стервозная сука…

3

Если я стервозная и недотраханная сука, то ты – больной псих, – хотела ответить она, но вместо этого лишь что-то промямлила и уставилась в окно.

Они проехали мост перед выездом на окружную дорогу, и ей вспомнился еще один эпизод из их семейной жизни – неудачное путешествие в Испанию. Все начиналось точно так же, – дождливый серый вечер, мост, окружная дорога и трехчасовая поездка в Домодедово. Максу было четыре, он спал на заднем сидении, а они опять ругались. Причины она не помнила, но помнила, что, как всегда по завершении ссоры, муж отвернулся от нее и замолк. Так он поступал почти всегда после того, как заканчивалась активная часть этой сцены – отгораживался от нее, уходил в себя и игнорировал любые ее попытки заговорить с ним. Молчать он мог днями, отвечая односложно и только в случае крайней необходимости. Подобное поведение супруга изматывало ее даже больше, чем скандалы. В эти моменты она всегда ощущала себя виноватой перед ним. Пытаясь наладить отношения, шла на уступки, старалась привлечь его внимание, зачитывая анекдоты из твиттера, но он никогда не возобновлял отношения до тех пор, пока не убеждался, что она полностью морально раздавлена и наказана.

Да. Именно так. С его стороны это было наказанием. Ведь их брак (и сейчас она поняла это с особой ясностью) никогда не был союзом равных. Это всегда была игра в одни ворота, – в ее ворота. Она была студенткой, пытающейся пробраться в общежитие после одиннадцати часов вечера, а он – комендантом этого общежития. Она была всегда виновата, а он всегда прав. Она всегда тащила на своих плечах вину за конфликт, а он выходил из него победителем.

Так произошло и в тот раз. Выоравшись, он молча вел машину, не отвечая на ее вопросы и игнорируя ее.

Даже спустя несколько часов, когда они уже находились в Домодедово и стояли в очереди, ожидая начала регистрации на рейс, он не проронил ни слова.

Сонный Макс, терся возле нее как котенок. Иногда он оглядывался на отца, и взгляд его становился испуганным и удивленным. Он тоже пытался заговорить с ним пару раз после того, как проснулся, но в ответ получил лишь короткое и злобное «Отвяжись».

Сын был заспанный и заторможенный. В любой момент он мог раскапризничаться и запросить колу, хот дог или сникерс. Поэтому Катя решила предупредить возможный каприз и, оставив его с мужем, отправилась к автомату со сладостями и газировкой.

Зал был заполнен народом. Она не проталкивалась между спин и не перепрыгивала через чужие чемоданы, но вынуждена была петлять, обходя огромные очереди у упаковочных аппаратов и стоек регистрации.

Торговый автомат с газировкой, чипсами и шоколадными батончиками оказался в противоположном конце зала. На твердых антивандальных креслах дремало несколько пассажиров. Толстый усатый мужик громко и раскатисто храпел. Получив из автомата банку «колы» и «твикс», она удивленно разглядывала его, думая о том, почему храпящий никогда не будит сам себя. И в этот момент до нее донесся истошный женский крик.

Мать всегда знает, когда что-то случается с ее ребенком. Но не Катя. И не в тот раз. Она лишь удивленно оглянулась и не торопясь отправилась обратно к тому месту в очереди, где оставила Макса и мужа.

Ускорила шаг она только под конец, когда заметила странную суету возле стойки с регистрацией рейса 452Р Москва-Тенерифе – их рейса.

Ни сына, ни мужа не было там, где она их оставила. Нестерпимо заныли зубы, затрещали пломбы. Ее челюсти сжались, словно сведенные судорогой.