Тиховодье

Справа от нее, сразу за пешеходным переходом, начиналась развязка с мостом над железной дорогой. Раньше ей всегда нравилось бывать тут. В этом месте «Черемуха» выгибалась в крутой излучине, практически делая вытянутую петлю. Через год после рождения Максима тут оборудовали пешеходную зону с велосипедной дорожкой, которая зимой превращалась в неширокую лыжную трассу. Место получилось живописное. Нависающие над рекой деревья – с одной стороны, обрывистый склон – на другом берегу. Беседку в центре образованного «Черемухой» острова сразу облюбовала местная творческая богема и подростки. Длинными летними днями здесь выставлялись картины, а немногочисленные уличные музыканты города делали вид, что зарабатывают деньги, играя на своих инструментах. Вечером, после того как музыканты и художники отправлялись пропивать заработанное за день, их место занимали студенты расположенного рядом колледжа, и ученики старших классов ближайших школ.

Сейчас вся эта красота была затоплена разлившейся рекой. От беседки над водой доступной взгляду осталась лишь крыша, и даже большая часть елей скрылась под темными волнами.

Ни излучины, ни острова больше не существовало. Теперь под эстакадой плескалось грязное море с обломками деревьев, мебели и мусора.

Слева, шоссе терялось во мраке среди одноэтажных домов частного сектора, заброшенных пустырей и редких одинаково серых панельных «хрущевок». Подсвеченный билборд уверял, что доктор Гаврилов решит все ваши проблемы с наркологической и алкогольной зависимостью и поэтому вам обязательно надо позвонить по номеру 21-28-37 и записаться к нему на прием.

Катя достала телефон и открыла карты Яндекса. Через секунду телефон определил ее местоположение, и поигравшись с масштабом она поняла, что дом под номером тридцать четыре и должен был находиться где-то за этим рекламным щитом.

– Ну, кто-то желает мне запретить прогуляться по центру проспекта, – спросила она и вспомнила о единственном оставшемся в городе полицейском, бывшем участковом, Рустаме Шигабутдинове. – Не хотите ли оштрафовать меня? Но что-то мне подсказывает, что вы уже далеко за пределами городских стен.

Она направилась в сторону билборда, петляя по всей проезжей части.

– Доктор Гаврилов! – крикнула она портрету врача на щите. – У меня провалы в памяти, у меня видения. Галлюцинации и… твою мать, как ее?… иритропсия! Вылечи меня, доктор! Пропиши мне красную пилюлю!

Она понимала, насколько это было глупо, но не могла остановиться, – ее разобрал смех. Вся жизнь перевернута, вокруг творится черт знает что, а она ржёт, разговаривает сама с собой и с фото на рекламном билборде.

– Я спятила, да карлик? – она обернулась, надеясь увидеть колышущееся марево, но, похоже, он, как и все, оставил ее.

– Где ты мелкий говнюк? Ты тоже бросил меня? Если я сумасшедшая, если ты – лишь плод моего воображения, как и весь этот долбанный город, ты должен показаться, когда я этого захочу. Давай, явись, сучара! Я королева глюков и повелительница призраков, приказываю тебе предстать пред мои очи и ответствовать на вопросы твоей госпожи!

Но карлик проигнорировал ее приказы, и через мгновение возбуждение оставило ее, сменившись апатией и тоской.

– Макс, где ты, любимый, – она вытерла увлажнившиеся глаза. – Надеюсь, ты будешь там в этой странной, чужой нам квартире.

С трудом переставляя ноги, она прошла мимо рекламного щита и увидела полускрытый деревьями темный силуэт дома, в сторону которого уходила узкая подъездная дорога, с трудом различимая в темноте. На первом этаже здания находился круглосуточный продуктовый магазин. Об этом сообщала вывеска «Продукты 24/7» над дверями.

Катя опять сверилась с картой Яндекса на смартфоне. Да. Это был тот самый дом, под номером тридцать четыре, который был указан в базе АСИОУ как ее новый адрес.

Смотря на подсвеченные фонарями и рекламой серые стены, она пыталась вспомнить хоть что-то связанное с ним, ожидала хоть какого-то отклика от памяти, малейшего движения в глубинах души, любой рефлекторной реакции организма, неловкого чувства копошения червей в животе. Но ничего. Не было даже ставшей уже привычной тошноты и хоровода лиц.

Внезапно в одном из окон на третьем этаже вспыхнул свет.

Она вздрогнула и замерла, затаив дыхание. Катя попыталась разглядеть хоть что-то в помещении с той стороны оконного стекла. Но все что она смогла различить – это желтоватый полупрозрачный тюль.

– Это ты Макс? Лучше, чтобы это был ты… иначе я не ручаюсь… иначе я сделаю что-нибудь из тех вещей, которые осуждает церковь…

2

Она набрала на домофоне номер квартиры и стала ждать ответа. На третей по счету отвратительной трели зуммера кто-то снял трубку.

– Максим, – она еще не закончила произносить имя сына, как раздался протяжный писк и щелкнул дверной замок. – Это ты?

Она потянула тяжелую дверь, чтобы замок опять не защелкнулся.

– Это мама…

В ответ донесся частый прерывистый писк, сообщавший о том, что дверь все еще можно открыть. Через мгновение звуковой сигнал умолк, оборвавшись на середине.

– Макс, ты слышишь меня?

Домофон молчал.