Тиховодье

Надо просто идти в одном направлении, думает она, это только в сказках герои плутают в трех соснах. В реальной жизни, в городе нереально потеряться. Надо двигаться прямо, никуда не сворачивая, и ты обязательно рано или поздно куда-нибудь выйдешь.

Несколько раз запнувшись о торчащие из земли корни, Катя включает камеру телефона. И в тот же момент точно такая же вспышка ослепляет ее. Она прикрывает глаза рукой, и яркий свет тускнеет, отклоняясь в сторону.

В нескольких метрах впереди, перед ней стоит собственное отражение. Она направляет камеру под ноги и подходит ближе. Протягивает руку и ее пальцы соприкасаются с пальцами двойника. Затем они переплетаются, и женщины крепко хватают друг друга за руки.

– Кто ты? – спрашивает она.

– …ты, – ответ двойника звучит как эхо, но в нем не чувствуется вопросительных интонаций.

– Где Максим? Ты знаешь, где он?

– …знаешь где он.

– Что происходит?

– …исходит, – хватка отражения слабнет. Ее копия взмахивает рукой (Кате на мгновенье кажется, что рука, вытянувшись, превращается в черное крыло), и легко подпрыгнув, исчезает, растворяясь на фоне туч цвета свернувшейся крови.

Раздается карканье, и темная тень проносится над головой Екатерины.

Ее обступает вибрирующая тишина. Дождь смывает багровую краску с туч. Небо темнеет. Проступают цвета. Остатки крови стекают с листьев. Впереди вспыхивает окнами бар «На посошок». На лицо падают темные капли ледяного дождя.

Она больше не знает, как из двух ипостасей Тиховодска ужасней.

Глава 4

1

Проспект Батова показался необычайно широким. Шире чем любая другая улица, видимая прежде. Шире самого себя в прошлой жизни. Она замерла посередине проезжей части, ощущая себя маленькой девочкой, потерявшейся в чужом городе.

Где папа? Где мама? Она почувствовала себя главным героем книги «Палпе один на свете». Она могла идти прямо по белой полосе и петь песни группы «Зоопарк». Могла зайти в банк и набить полные карманы денег. Играть на детской площадке? Взять с из витрины ювелирного магазина любое самое дорогое украшение? Любую приглянувшуюся шмотку в ОСТИНе? Для нее теперь не было ничего невозможного.

Кроме одного – обнять своего единственного сына.

В той книге был счастливый конец – все оказалось лишь сном. Но будет ли «хэппи-енд» у её сказки?

Пустое четырехрядное шоссе выныривало из бездонной тьмы под рассеянный свет сдвоенных фонарей по каждой из своих сторон, и, блестя черным глянцем луж, огибало безымянный парк перед старым, давно не использовавшимся по назначению, стадионом. С другой стороны, и по обочинам, дорога опять исчезала, погружаясь в черный неподвижный океан, состоящий из ночного мрака, страхов и водяной пыли. Где-то в глубине этого океана перемигивались неоновые вывески супермаркета и магазина автодеталей. Возле остановки, боролся с обступающей его тьмой павильон «На посошок» где местные любители дешевого бухла, всегда могли с пользой для себя и с вредом для своего здоровья потратить несколько сотен рублей из своей мизерной зарплаты. Обычно они мотыльками слетались на этот свет, кружили вокруг него, устраивались на ступенях и скамейках автобусной остановки, но этим вечером павильон впервые не пользовался популярностью. Его завсегдатаи изменили свои привычкам, а призывный свет мерцал и плыл, как бесформенное отражение на матовом стекле какого-нибудь привокзального сортира.

С другой стороны проспекта, напротив остановки, практически заехав на узкий тротуар, тянувшийся вдоль городского сквера, стоял форд, мигающий аварийными огнями.

Водительская дверца была распахнута, и дождь заливал салон. В углублении под креслом набралась целая лужа. За рулем, откинув голову и улыбаясь, сидел мокрый плюшевый медведь.

Выглядел он жутко, – брюхо вспорото, из рваной дыры торчит мокрый холлофайбер. Грязь по краям при недостаточном освещении можно было легко принять за засохшую на шерстке кровь, а наполнитель за вывалившиеся кишки.

Плюш? Это снова ты? – подумала она.

Но ведь этого не может быть, так? Она оставила его, на скамейке у подъезда, в котором скрылся Дима, и из которого вышел Александр. Плюш не может ее преследовать. Плюшевые медведи умеют ходить только в детских снах. Не в реальности. Палпе такое не могло присниться. Если это и сон, то сон кого-то вроде Стивена Кинга.

Улыбка превращала игрушку в доверчивого любовника, которому вспороли живот ножом для колки льда. Так же мог выглядеть Мишка Дуглас в финале плюшевого варианта «Основного инстинкта» если бы набитый синтетическим пухом Пол Верховен решил закончить его вопреки голливудской традиции.