Тиховодье

И одинаково нереальны.

Она вновь хватает лопату и колотит ей по крышке.

– Макс, – от первого удара черенок, дернувшись в руке, чуть не выворачивает запястье.

– Я, – от второго ноют связки и слабеет хватка пальцев, но клинок лопаты выбивает кусок древесины.

Женщина улыбается. Если бы в этот момент, она видела себя со стороны, то пережила бы острый укол ужаса – в багровых и кровавых отсветах, на блестящем от дождя лице улыбка выходит кривой и зловещей. Она походит одновременно, как на обезумевшего реаниматора из старого фильма, вознамерившегося извлечь из могилы возлюбленную, так и на Николсона в роли Джека Торранса, разбивающего топором дверь, за которой спрятались Деннни и Венди.

– Спасу… – одновременно со следующим ударом раздается громкий треск.

Черенок трескается и полотно, пробив крышку, застревает в длинной узкой трещине. Она пинает по ней, вложив в удар весь свой вес. И хотя весит она явно недостаточно, чтобы оставить воображаемому насильнику подобным ударом хотя бы синяк, в крышке появляется огромная дыра. Ее нога чуть не проваливается внутрь. Она машет руками, пытаясь удержать равновесие. Куски мокрой земли гулко стучат по гробу.

Катя вглядывается в разлом, подается вперед и понимает, что вся ее решительность стремительно улетучивается, вместе с желанием знать, кто лежит в гробу. Заглядывать внутрь жутко и страшно. Да, и зачем ей это надо? В этом нет никакого смысла. В глубине души она догадывается, что обнаружит лишь очередную лживую ловушку из прошлого.

Дрожащей рукой она достает смартфон и включает камеру. Холодный резкий свет вспышки затрясся между краями неглубокой могильной ямы. Она делает шаг, наклоняется.

И в этот момент из дыры выплескивается маслянистая кроваво-черная жидкость.

– Черт! – она отпрыгивает назад, оступается на краю ямы и падает на спину.

Свет вспышки устремляется вверх. В него попадает скульптура мальчика.

Тот больше не плачет.

У него вообще нет лица. Ни глаз, ни рта. Ничего. Совершенно гладкая металлическая поверхность. Рука, в которой он сжимает нож (теперь у нее нет ни малейших сомнений в том, чем на самом деле является этот странный предмет, и, к ее ужасу, он совсем не игрушечный), отведена назад.

Он приготовился к удару.

И это не мальчик. За общим видом, формой ребенка, незримо скрывается нечто иное. Жуткое и отвратительное. Весь облик, поза отлитого в бронзе существа сочатся злом и ненавистью.

Катя визжит. Сидя на пятой точке, отталкиваясь ногами от сочащейся черной водой жижи и перебирая руками, пятится от памятника, не в силах отвести от него взгляд.

Ей кажется, что скульптура двигается.

Подобно устройству с тугой механической заводкой. Медленно и незаметно сгибаются бронзовые колени, поднимается рука с ножом.

Внезапно раздается мощный удар, от которого земля вздрагивает, уйдя из-под руки. Ее локоть подгибается, и она падает на спину. Вслед за ударом следует громкий треск. Крышка гроба, разломленная на две половины, взлетает в воздух.

Из заполнившей яму венозно-кровавой воды вырываются руки, упираются в края ямы, напрягая огромные трицепсы, и вслед за ними показывается голова. Слипшиеся в черных сгустках волосы, сверкающие пустыми белками глаза.

Когда человек встает в полный рост, она узнает его не сразу, но, когда узнает, у нее не остается сомнений – это тот самый мужчина, которого она видела в торговом центре в день, когда потерялся Максим. Высокий, так загадочно улыбнувшийся, будто их связывало нечто большее, чем мимолетное столкновение плечами в очереди к кассе.

Из одежды на нем только «боксерки». Красно-черные разводы и подтеки по всему телу. Живот улыбается жутким окровавленным разрезом. Кусок кожи, жира и мышц оттянутый вниз выглядит задорно высунутым языком. Если бы в аду создали свой «Rolling Stones» заменив Мика Джагера на Чарльза Мэнсона, символ группы мог бы выглядеть именно так. Хотя и назывались бы они уже «Killing Stones».

Кишки, проглядывавшие из разреза, не вываливаются только благодаря тому, что мужчина, по всей видимости, до самой смерти находился в хорошей физической форме – мышцы упруги, а сама рана недостаточно широка.

Он хрипит и из его рта вываливается комок грязи.

– За… – произносит он, сиплым низким голосом, – …что.

– Прошу, не трогай меня, – Катя находит в себе силы подняться на ноги и отступает, готовая бежать, мчаться куда глядят глаза, при малейшей попытке человека податься в ее сторону.

Но тот стоит, не делая ни шага, и она успокаивается.

– Он, – мужчина показывает на свой улыбающийся живот, – сделал это со мной…

– Я не понимаю, – она медленно отступает назад. – Я не понимаю, о чем вы.

– Любимая, – говорит он.

Это первое, отчетливо выговоренное им слово, всколыхнуло ее сознание, как сосуд, наполненный мутной водой. По поверхности идёт волна, усиливающаяся с каждым ударом о край и поднимающая со дна ил и гниющие останки умерших воспоминаний. Она чувствует, что ее вот-вот опять закружит хоровод из лиц. Рука ощупывает воздух в поиске опоры.