Тильда. Маяк на краю света (СИ)

Стена прогнулась под ударом, и Чак съехал по ней носом прямо под туалетный столик. Я покосилась на подводный коридор: сирены снова собрались у нашего «аквариума» и беззвучно хохотали. То ли они слышали нас, несмотря на звукоизоляцию, то ли им было достаточно немого движения.

— Тириан Басс!

Мне хотелось упасть ничком на кровать. Вместо этого я подошла к столу, отложила драгоценную книгу и взялась за перо.

— Я тоже тебя убью!

«Тиль…», — начала писать я и задумалась: писать настоящую фамилию? Стоит ли нас представлять?.. Стоит ли ему знать, кто такой Чак Кастеллет и отчего бросается на стены с намерением его убить?..

Я обернулась: Чак снова сполз по прогибающейся стене и… оказавшись на полу, бил в него кулаком и… плакал. В очередной раз когтистая лапа сжала мое сердце. Приходится смиряться с тем, что любовь не выбирает, что ты любишь всяких упрямых ослов, и от того сам становишься идиотом. Факт есть факт, и его из жизни не выбросишь. Этого ребенка некому было утешить всю жизнь. Шарк — сам не выздоровел от раны, если это вообще возможно, так что он мог? А с Чаком… можно?..

Он так и не вырос.

Нет. Ответ — точное «нет» — Тириану Бассу совершенно точно не стоит знать, кто мы такие. Я дописала: «и Чак, молодожены».

Продемонстрировала бумагу королю. Снова кивнула, улыбнулась дежурно и присела к Кастеллету. Взяла его за плечи.

— Чак… Иди сюда.

Обняла его как маленького, погладила по рыжей голове. Он схватился за мое запястье, как за последнюю надежду.

— Тиль, он… он виноват…

— Может быть, — поддакнула я ему, потому что взывать к разуму сейчас лишне.

И потому что каждый в чем-то да виноват. Один вот этот индивидуум чего стоит. Со всеми своими ранами. Кто его знает, у кого их сколько. И не убивать же его за это.

— Я его убью.

— Не убьешь. Но поугрожать можешь, если тебе от этого легче.

Чак поднял на меня мокрое лицо и повторил упрямо, как мальчишка:

— Убью.

— И чем ты тогда будешь лучше? — я ласково поправила его челку.

Ребенок. Несчастный ребенок. Когда нам плохо — мы такие бедные дети.

Он поймал мою руку и серьезно уточнил:

— А я лучше?

Я пожала плечами и улыбнулась.

— Не знаю. Но хочешь ведь.

— И смогу?

— Если захочешь — точно сможешь.

Чак хмыкнул. Как-то… довольно.

И постепенно начал возращаться к облику обычного Кастеллета. Который не только плакать, но даже злиться не станет. Только меня не обманешь. Я — жена. Я теперь знаю. О чем он плачет. Утер щеки, брякнул что-то вроде «ладно, мелочи» и попытался встать. Я придержала и уточнила:

— Будешь смирно себя вести? — и подмигнула.

Он слабо улыбнулся в ответ. И устало ответил, ткнув пальцем в сторону королевского «аквариума»:

— Ты не знаешь, каково это.

— Я знаю, что политика сама по себе — зло. Но о том, каково было тебе — послушала бы.

— Ты сейчас серьезно?..

— Конечно, — я даже удивилась. — Давно гадаю, между прочим, как оно тебе было. Знаешь, что мне однажды сказала Ро?

Кастеллет поджал губы, сложил руки на груди, отвернулся. Спросил почти безразлично, почти весело:

— Что?

— Что если эмоции держать в себе, однажды они все равно вырвутся наружу. В неподходящий момент. И… что сирены этим воспользуются. Они ведь все видели, Чак. Они притащили нас сюда ради зрелищ. И ты его им доставил.

И… я, пожалуй, тоже. Вспомнилось презрительное фырканье Финтэ про «поверхностность людей», что «жить без воздуха не могут». Я потерла лоб. Не могут. И без эмоций не могут. Мы просто так устроены… Даже вся эта дурость, что проносится в таких взрослых нас… Она имеет право на жизнь. Мы — не сирены. Мы люди, мы жить не можем без воздуха.

Кастеллет подошел к стене, оперся о нее лбом и снова провалился. Ругнулся, отпрянув. Я подошла и взяла его за руку.

— Там лежит наша ларипетра, — кивнула я на сокровища на дне.

— И компас Мерче. И шкатулка твоей матери.

Я зачем-то положила голову ему на плечо.

— Мы — теперь узники, Чак. Нам до них не добраться…

Он обнял меня. Поцеловал в волосы.

— Спасибо.

— Да не за что. Обращайся.

— Ты тоже.

— Думаешь, Фарр, Ро и остальные выбрались?

— Если в жертву принесли нас… Думаю, они нашли способ добраться до моря, — голос «мужа» звучал не слишком сосредоточенно. — Дознаватель сдаваться не умеет…

И они уплыли с Риньи… Я сглотнула. Что… поделаешь. Сжала губы. Привыкнем. Привыкнем. В первую очередь — надо научиться жить в мире…

— Нас держат ради зрелищ, говоришь?.. Тогда мы им его устроим.

Кастеллет обернулся ко мне: глаза его блестели. Я испугалась. Опять⁈

— У меня есть идея.

Мне она уже не нравится.

— Давай… ты лучше расскажешь мне свою историю, а? — взмолилась я.

— Расскажу… тебе — расскажу, трусишка. Но не сейчас. Мы выберемся, обещаю.

И Кастеллет забарабанил в нашу «стену», если это можно было так назвать. Бил и бил в стену, пока на зов не явилась Финтэ и не влезла «чпоком» сразу в кресло. Развалилась, взмахнула своей трубкой.

— Так ты жив, Странник.

Кастеллет встал на колено.

— Приветствую, Финтэ Серебряная. Кто бы подумал, что я буду гостить в твоем королевстве.