Тильда

P. S. Еще один момент. Мы всегда рады тем, кому не с кем встречать Новый год. Приходите к нам. И я не шучу.

Журнал «Русский пионер», декабрь 2014

Как там?

Ирма и Алексей в декабре сваливают в Нюрнберг. Он завязывает с режиссурой, она – с заказами интерьеров. Денег хватит года на два, если по московским. Лет на пять, если жаться.

Валерка валит в Испанию. Продал квартиру в Большом Афанасьевском. Тачку отдает брату и начинает строительный бизнес в Мадриде. Женька и Анджи эмигрировали в Сиджес. Статья – преследование по сексуальной ориентации. Вместе они чуть больше трех месяцев, но наврали, что живут восемь лет; нафотались в обнимку везде, где только можно, кинули зубные щетки в один стаканчик и договорились, кто какие любит боксеры. Вопрос же про бритье был легкотня – бреем везде, где можно. Прокатило.

Марина купила дом в Черногории, имеет двойное гражданство и не собирается признаваться до последнего. Когда схватят – российское сдаст, хорватское оставит.

А пока так: на день рождения мамы – к маме в Одинцово, на свой день рождения – маму из Одинцова в Будву и обратно в Одинцово. Наташа с Петенькой уже полтора года в Бостоне. Я тоскую по ним. Петенька пошел в американский садик и уже по телефону со мной говорит с акцентом. Может, дурит.

Юлька родила. Отъезд ее семьи в Израиль – дело времени. И вот все они уезжают, а я остаюсь жить в России. И, кроме родителей и двух друзей, у меня здесь никого не осталось.

Конечно, есть музыканты, и еще я общаюсь и начинаю вовсю дружить со своими детьми.

Но часы тикают. Дети растут. Волосы растут. Цены растут. Требования растут. Растут ставки. И потребность любить тоже в лихорадочном росте.

При этом новых знакомств ноль. Новых друзей ноль. Все попытки социализироваться на нуле. Меня тошнит от общества, от фуршетов, от тусни, от открытия пластмассовых кабаков, от бутафории счастья в пластмассовых гигантских универсамах, где можно теперь все, кроме, пожалуй, полетов в космос. Меня тошнит от фотографий светских львиц (рифма очевидна) и светских львов (рифма очевидна также). Архипелаги беспонтовой бессмысленности.

Нет, даже больше – пустыня беспонтового смысла. Нет, даже больше – все пустое. Есть только белый-белый чистый снег зимы, которому на раз стереть все границы, кроме одной – между мной и тем, кого я люблю и кто больше никогда не пройдет со мной по этому белому-белому снегу. И то, что он жив, ничего уже не значит – мы, скорее всего, если и встретимся, то раз пять за всю оставшуюся жизнь. Слишком далеко до Мадрида и уж тем более до Ванкувера. Мне не слабо́ летать каждый день, но фантастика не мой жанр.

И потому все, что происходит с Петенькой и Наташей, Валеркой, Ирмой и Алексеем, Анджи и Женькой – все это ни фига не длительные командировки моих друзей, а самая настоящая, взаправдашняя эмиграция. Я говорю о ней и, как абсолютный неубиваемый максималист, чувствую, что она сродни гибели. Так было со всеми. Цветаева металась из Парижа в Москву, а петля ждала ее в Елабуге. А может, петля начала вить свой узел в Праге? Бродский умер от сердца в Нью-Йорке, а надорвала его ссылка за тунеядство.

Что ждет моих друзей? Что ждет их родителей? Телемост «питерская коммуналка – ресторан “Казачок” на Брайтоне» с песней «Темная ночь»? Петь, давиться слезами и сразу после пить водку с тотчас возникшей тенью Довлатова в смертной своей ностальгии.

Бросать и уезжать навсегда с поджогом мостов – поражение. Потому что земля для русских определяюща. Уровень экзистенциальности русских шкалит, и если бежать, то лет в пять. Чтоб уж наверняка и в обнимку с великолепной амнезией, которая не диагноз, а свойство каждого живущего с малолетства в пределах одного государства.

В остальных случаях требуется содрать с себя старую кожу и нарастить новую. Хотите знать, больно это или нет? Попробуйте расстаться с кожей мизинца.

И притом все не так безнадежно – у многих содрать выходит великолепно, и потому весь земной шар, все его страны и континенты трубят о русских корнях, каплях русской крови, а шпионские двойные «ff» – как перевернутые револьверы владельцев черного рынка сбыта водки, икры и прочих прелестей.

…А я вот хочу шататься с тобой по Альбукерке и есть шопский салат в Хорватии. Я хочу лежать с тобой в Мексике на пляже, и так до утра. Я бы еще раз съела с тобой чилийский пряник в Вальпараисо и поглазела бы на Джаггера на стадионе Массимо. Я бы еще раз переплавилась в Орхус и отстала бы от автобуса в Стокгольме. И надо бы, кстати, вернуться в Патагонию – она случилась урывками.

Но вот что при этом непременно, вот что непременно важно: из всех этих чудесных стран рано или поздно я хочу возвращаться домой. Приземляться в Пулково и, подавая паспорт офицеру, говорить русское «здравствуйте». И чтобы потом через Невский на Петроградку, и по колодцам под свою единственную питерскую крышу. А еще я хочу играть в Сингапуре и чтобы парни из зала кричали: «Передайте привет Шевчуку!»