Тимбервольф

«Сейчас главное не пороть горячку», – вытерев руки, она развязала фартук, и, отбросив его, присела рядом с прозрачным обеденным столом. Под стеклом стола, на вытянутых ногах на нее поглядывали забавные тапки – собачки, подаренные внучком. Сбросив их, она размяла затекшие пальцы ног и дотянулась до телефона.

«Нашелся-таки, кровосос», – ухмыльнулась она еще раз, с удовольствием посмотрев на экран. Задумчиво покрутив телефон в руках, она ввела сообщение, и в ответ на сигнал о доставке откатила его вдоль стола, словно желая побыстрее сбросить с себя груз ответственности.

«Ничего не предпринимать. О любой активности вблизи объекта докладывать немедленно».

«Вот и всё, Лисенок. Теперь поквитаемся. Посмотрим теперь, как будет выкручиваться наш знаменитый хитрый лис».

Выдохнув, пытаясь успокоиться, она встала и подошла к шкафу. Налив в рюмку порцию джина, она одним залпом выпила ее и занюхала кусочком лимона. На плите зазывно застучала крышка кастрюли, выдернув Александру из задумчивости.

***

Александра подошла к двери, где стояли ее люди – оперативники из наружного наблюдения. Один из них четким движением приоткрыл перед ней дверь, пропустив в помещение, пропитанным запахом лекарств и затхлым смрадом, извергаемым пролежнями старческого тела. Комната была пропитана противным, сладковатым запахом – таким знакомым запахом смерти. Эскулап полулежал на кровати, с подложенной под спину подушкой, словно паук, опутанный паутиной проводов и капельных трубок. Его дыхание, прерываемое отрывистым свистом из легких, перемешивалось с монотонными звуками медицинских приборов, окружающих кровать, и аппаратурой, поддерживающей едва теплящуюся жизнь умирающего.

«Судьба, всё же, иногда может быть справедливой», – злорадно подумала она, глядя на доктора, умирающего в одиночестве, пускающего безвольные слюни под действием обезболивающих препаратов.

– Сможете привести его в чувство? – спросила Александра врача. Тот поднял на нее голову, оторвавшись от больного.

– Да, – ответил он, слегка задумавшись, – но ненадолго, максимум на полчаса – час, потом он снова начнет бредить, и скорее всего опять впадет в беспамятство, – врач покачал головой, – тут я бессилен – последняя стадия болезни. Пациент большую часть времени проводит в бессознательном состоянии. Даже не знаю, можно ли в его случае говорить о возможности пребывания в здравом рассудке. Я бы на вашем месте не рассчитывал на какую-то определенность в суждениях больного, – он поправил очки и коротко кашлянул. – Хотя решать, безусловно, вам. Но если вы хотите знать мое окончательное мнение…

– Не хочу, – сквозь зубы процедила Александра. – Делаете то, что вам велено. А ваше мнение, – Александра ядовито улыбнулась, и от этой улыбки внутри доктора все похолодело, – я попросила бы вас оставить при себе.

– Да конечно, – торопливо согласился врач, и подсев к больному доктору, взял его за запястье, нащупав пульс. Утвердительно кивнув, он аккуратно поставил на колени медицинский ящик и достал шприц и препараты. Щелкнув ногтем по краю ампулы, он еще раз посмотрел на Александру, и, не отводя от нее глаз, надломил ее кончик. Александра, поведя желваками, отвернулась, не собираясь вникать в смысл его манипуляций, и, обняв свои щеки ладонями, сосредоточилась на Эскулапе. Доктор размеренно дышал, находясь в глубоком сне. Руки его были вытянуты вдоль тела, поверх бледно-голубой простыни. И глядя на иссохшего, почти умершего Эскулапа, Александра начала сомневаться в том, что визит сюда имел какой-либо смысл.

Врач поднялся и, нащупав катетер капельницы, ввел содержимое шприца в пакет с физрасствором. Александра с нетерпением наблюдала, как на землистом, неестественно грязно-желтом лице старика начал проступать румянец.

Через какое-то мгновение веки больного задергались, а костлявые пальцы рук сжались в кулаки, скомкав простыни.

Открыв глаза, доктор обвел взглядом комнату, и остановил свой взгляд на Александре. Некоторое время он рассматривал ее живыми, совершенно разумными глазами, словно пытаясь вспомнить, кто же она такая. От острого, пронизывающего взгляда Эскулапа, Александра поежилась, в глубине души, однако, почувствовав удовлетворение от пробуждения доктора.

– Кто вы? – спросил ее умирающий низким скрипучим голосом. – Ваше лицо мне знакомо.

Александра иронично взглянула на врача, стоявшего у изголовья больного, и тот в ответ лишь пожал плечами.

– Ааа, – протянул старик, – Симон, как же, как же, а я ведь помню вас.

– Ну, раз так, то не будем терять время, у нас и так его мало, и сразу перейдем к делу. Вам знакомо имя Адриано Дельгадо? – спросила она, взявшись руками за спинку кровати у ног эскулапа.

Доктор хранил молчание, остановив взгляд на потолке.

– Молчите? Странное желание – защищать человека, который, запугав всех ваших родственников, запер вас здесь, догнивать остаток дней.

Лицо старика на мгновение исказила гримаса ненависти. Он прекрасно сознавал свою беспомощность, но мера злости от осознания своего бессилия не уменьшалась.