В институте я специализировался в области искусственной репликацией ДНК, собственно этому и была посвящена львиная доля моих научных работ. Но речь не об этом. Я хочу, чтобы вы поняли, как одержимость идеей может изменить человека, перестроить его внутренний мир, подчинив своей воле, сведя все его поступки только к одному – к достижению поставленной цели. Это было прекрасное время, время чудес и открытий, время, наполненное смыслом, каждодневной научной пахотой, приносившей одну лишь радость, и удивительных прозрений. Удачно складывалась и личная жизнь. Я женился на молодой лаборантке, студентке университета, которая вскоре забеременела, и к рабочим обязанностям прибавилась еще и ответственность за семью и будущих детей. Но эти обязанности не тяготили меня, а доставляли удовольствие, заставляли аккумулировать все мои интеллектуальные способности, стимулируя к новым открытиям. Мне казалось, что не существует задач, которые я б не смог решить. Но потом начались проблемы. Ряд препятствий, скорее практического, нежели теоретического плана, тормозил всю работу. Для эффективной исследовательской работы были необходимы подопытные экземпляры. Добровольцев найти было совершенно невозможно, а эффект от работы с материалом умерших по мере усложнения научных задач постепенно приближался к нулю. Работы с искусственным интеллектом, призванным стать заменой интеллекту человеческому, с треском провалились, и казалось, что мы уперлись лбом в непроходимую стену, сломать которую смогла бы только новая методология. А это означало бы фактически закат научной карьеры большинства сотрудников института.
Решение проблемы пришло само собой. Но об этом позже.
Началась война. Я не мог и представить себе, через какие испытания мне придется пройти в будущем, и с какими искушениями вседозволенности и неподсудности придется столкнуться. Сколько раз я буду балансировать у черты, разграничивающей человеческую жизнь, с устоявшимися моральными ценностями, и области неизведанного, где царила совершенно другая этика. Меня как военнообязанного направили на Ближний Восток, в самое пекло боевых действий. От того времени у меня остались смешанные и туманные воспоминания, большая часть которых сейчас либо стерлась, либо, пожалуй, превратилась в легенды из жизни какого-то другого человека. Да и вспоминать-то особо было нечего: изматывающая работа за операционным столом, по двадцать пять часов в сутки, иногда под непрерывным обстрелом, и море крови, смешанного с непрекращающимся стоном раненых и хрипом умирающих. С другой стороны, там я стал мужчиной, впервые ощутив вкус врачебной работы и гордость от спасения сотен жизней. Но боль и страдания людей, отсутствие какой-либо ценности жизни, заставили огрубеть мою душу и превратили в неисправимого циника с синдромом Бога. Через три года я вернулся домой, к семье, с подрастающим сыном и расцветающей женской красотой женой. Демобилизовали меня в звании майора медицинской службы, кавалером нескольких боевых наград, с бесценным опытом военно-полевого врача, инвалидной тростью и совершенно другим человеком. Изменился до неузнаваемости и мир, в который я вернулся. Жена оказалась совершенно чуждым мне человеком, до той степени, которую я раньше не мог заметить в силу своей влюбленности и незрелости. Для сына я оказался почти посторонним человеком, отцом, которого он знал только по фотографиям.