Тимьян и розмарин (СИ)

Ночь опустилась на владения Хэйфадда Старого, и Рианнон под пологом темноты ускользнула из дворца, в котором в столь поздний час бурлила суматошная деятельность в связи с пышными приготовлениями по случаю завтрашнего торжества. Волнение сковало ее душу, словно сумрак, отвоевавший пышный сад у нестройного пламени факелов, расположившихся на стенах укреплений и в самом замке. Лишь ночь отделяла ее от того момента, когда ей предстояло либо стать женой Гуала, либо навсегда покинуть пределы королевства вместе с чужаком Пуйлом.

Чем ближе подкрадывался судьбоносный час, тем более печальные думы обуревали ее. Что, если все это было лишь сном? Что, если тот, кто слагал оды ее красоте, уже и забыл деву, в сравнении с которой все знатные дамы уродливы и неказисты? Сумрак мыслей и сумрак аллей со сплетенными кронами деревьев, которые преграждали путь ночным светилам, все больше поглощал Рианнон. Девушка бесцельно блуждала по знакомым тропам, вдыхала ароматы левкоя, медовые и наполненные приятными воспоминаниями, пыталась сосредоточиться на окружающей красоте, но ничего не помогало.

Приятный доселе левкой душил сладостью, покой безлюдного сада раздражал умиротворенностью и гармонией, а приятная прохлада и свежесть поздних часов заставляли ежиться от гнетущих предчувствий, которые будто повисли в воздухе.

Потому-то девушка едва не закричала, когда скользнувший во тьме силуэт, который сперва показался ей наваждением, напущенным тягостными размышлениями, подобрался к ней вплотную и шепнул ее имя. Ночной гость вовремя схватил ее, в панике бросившуюся наутек, и запечатал рвавшийся пронзить тишину крик поцелуем.

– Тише, дочь Хэйфадда, это я, Ланцелот. Не запамятовала ли ты еще меня и лорда моего?

– Разве могла я забыть речи твои, объятия и губы? – пылко шепчет она, но тут же боязливо озирается. – Один ли ты, Ланцелот?

Мужчина смеется тепло и снисходительно и вместо ответа еще крепче прижимает девушку к себе, гладит ее по золотым россыпям волос. Она смотрит в его глаза, которые сияют озорством даже в блеклом свете луны, и вспоминает всю ту бесконечную вереницу дней, когда, проснувшись среди ночи от собственного крика, долго не могла прийти в себя, находясь под властью разрушительных видений.

– Ты же обещал, – сквозь подступившие к горлу слезы молвит она.

– И вот он я. Вернулся и нашел способ, как бы встретить тебя раньше, поговорить наедине, увидеть после долгой разлуки.

– Ты обещал осушать мои слезы, – не обращая внимания на речи мужчины, она продолжает корить его.

Он целует ее в макушку и еле слышно шепчет: «Я лишь предупреждал, что принесу новые». Его слова относит внезапно поднявшийся ветер, за ними следует и просьба Рианнон повторить то, что он сказал. Девушка больше не пытается заговорить с ним, приклонив голову, она обретает покой на его груди.

Неизвестно, долго ли они простояли бы, прижавшись друг к другу, упиваясь спокойствием в безбрежном клокочущем океане жизни, но их уединение нарушили голоса слуг, которые, закончив последние приготовления, хватились невесты.

– И как же Пуйл собирается расстроить мою свадьбу? Неужели отправив тебя в качестве переговорщика? – она очнулась от прекрасного наваждения. Вопрос времени, когда слуги найдут ее в лабиринте сада, пожурят нерадивую невесту за то, что заставила папеньку поволноваться, и препроводят обратно в золотую клетку, которую папенька же для надежности на ключ и закроет. – Лучше бы мы просто бежали тогда, свет мой.

– И скитались бы по миру, проклятые твоей семьей, Пуйлом и целым королевством? Нет, Рианнон, это не та жизнь, которую тебе суждено прожить.

– Да откуда ты знаешь, что мне суждено? – произнесла она, вырываясь из его рук. – Если ты не помнишь, то моей судьбой до недавнего времени был варвар Гуал. А потом вмешался ты, подарив надежду, и любовь к тебе, которая тут же ее и убила.

– Не надо, Рианнон, не губи себя. Пожалуйста, если ты меня действительно любишь, подыграй завтра Пуйлу. Мне невыносимо будет знать, что я не уберег тебя от страданий.

– Прощай, Ланцелот, – сказала она, удаляясь на свет факела разыскивающих ее людей.

Встреча, которая должна была поселить покой в ее сердце, обернулась беспокойной ночью и вернувшимися кошмарами, что успели поутихнуть с той поры, как она впервые увидела рыжеволосого рыцаря. Благо, что бледность и усталость не пришлось списывать на предсвадебные переживания и каким-то образом оправдывать – все знали, чего стоит этот брак. И только жених, когда увидел вошедшую в зал невесту, с насмешкой поинтересовался:

– Отчего так бледен лик твой, любовь моя? Плохо ли ты спала или голодна? Так садись же подле меня, и я прослежу, чтобы блюдо твое и чаша не опустели до конца пира.