Тина

– Недовольство Кириллом росло в геометрической прогрессии. В общем, попеняли, попеняли начальники своему подчиненному и отстали от него, посчитав некомпетентным инженером, тем более, что работал он ни шатко, ни валко, и уже не считались ни с ним, ни с его мнением. Пусть, мол, сам выпутывается из своей глупости. А потом совсем о нем забыли, будто отбыл он в неизвестном направлении, и тем обрекли на «вымирание».

Кир не умел жить как все, а предложить другой вариант не мог, вот и продолжил приобретать свободу духа с помощью вина. Как глубоко и чудовищно непоправимо извращал и развращал он свою жизнь! Он даже не создавал видимости благополучия своей семьи, не сулил Тине ничего хорошего. Надсаживался, угощая ее злыми словечками, зачастую проявляя коварство и жестокость, о чем я, конечно, умалчиваю… Так у них и повелось… Вечным огорчением стал для Тины муж. Почему не умел радоваться жизни, погрязал в мелочах, увязал в дерьме?.. Трудно помочь тонущему, если тот сам не хочет выплыть. Пытаться учить ощущению счастья? Свое навязывать? В таких вопросах Тине приходилось быть аккуратной, чтобы не подлить масла в огонь.

– Кирилл слишком легко сдавался, потому что не умел отстаивать свою точку зрения? – предположила Лена, вклинившись в разговор.

– Я замечала его пораженческие настроения, призывала быть готовым к любым поворотам судьбы, и, желая подбодрить и расшевелить, многократно подбивала на разные авантюрные дела, которые у меня всегда заканчивались удачно. По молодости я была спец по рацпредложениям. Я говорила Кириллу: «Это твой шанс выбраться из тупика, не упусти». И возмущалась: «Подпитываешься энергией подземного царства? Отними голову от земли. Золотые желуди ищешь? Подними глаза к небу, вбери в себя лучи добра и света». А он мне отвечал: «Только ребенок всегда идет навстречу солнцу и миру». В старики в двадцать пять лет записался. Оно и понятно, фантастическое самолюбие не позволяло идти в соавторы, да еще к женщине. Ему хотелось самому создать что-то разэтакое. Но дальше прекрасных фантазий дело у него не шло.

Тине, наверное, в то время и в голову не приходило, что никогда не станут деяния Кирилла их общей радостью. А может, и не верила в него, но пыталась наукой отвлечь от дурных наклонностей. Давно знала ему цену, но ничего с собой поделать не могла и продолжала малодушно врать себе. Из нее ведь слова невозможно было вытянуть. Ну, хоть мозги вывихни – не вижу я других вариантов причин ее поведения, кроме любви к нему. И я только догадки строила по поводу их странного «содружества».

Кир же решил проблему с работой по-своему, как ему было удобно – уволился, заявив, что не был услышан и понят. И пошел искать себе непыльную работенку, чтобы рулить по жизни играючи. Работал с брезгливой ленцой, словно скулы ему от нее сводило. Тогда он еще не понимал, что совершает серьезную ошибку, не представлял себе, насколько плохо аукнется ему его первое бегство от трудностей, и не корил себя. А оно стало началом конца его карьеры, началом конца его как человека. Понимаешь, с Тиной у Кирилла не было осознания безвыходности своего положения. И почему женщины добровольно подчиняются деспотам, из каких недр души они черпают силы, чтобы наполнять светом свою тоскливую жизнь? А с перестройкой вообще кончилась для Кира лафа. Выбросили его за ворота, как говорится, без выходного пособия.

Жанна, эта картина сообразуется с твоим представлением о Кирилле? Ты представляла его таким? Нет? Беатриче вывела своего любимого из ада. Но Тине не удалось уберечь Кира от дурных знакомств, потому что он сам этого не хотел. И я не раз ему говорила, что в таком алкогольном режиме и бронированные крысы долго не выдерживают, дохнут. И ты, если не возьмешь себя в руки, копыта отбросишь. Но он не желал избавляться от своей шатии-братии и окончательно выпал из круга общения старых друзей и знакомых. Я доказывала Киру, что его поведение – концентрированное проявление бездарности, беспечности и безответственности. А он мне: «Пил и буду пить. Мне нравиться. Зачем мне лишать себя удовольствия?» Бред, да и только, – раздраженно поморщилась Инна. – А Тина после попоек не устраивала разборок, делала вид, что ничего страшного не происходит, жалела нервную систему мужа.

– И что дальше? – не выдержала Жанна.

– Тридцать лет – тридцать бед. Кир так и не усвоил азов семейной дипломатии. Запои продолжались с завидной регулярность, но он никогда не являлся с повинной, даже козырял своей безалаберностью. Видно чувство вины он давно убаюкал в волнах пьяного угара. Он сознавал, что причиняет Тине боль, но считал это нормальным проявлением мужского характера. Нет, ты представляешь, какое у него было примитивное доисторическое видение мужского достоинства?!