Тина

«Хватит стращать. Хватит предлагать. Ищешь более интересные и сложные решения моих проблем? Напрасно бьешь по моим издерганным нервам. Я теперь из последних сил несу двойное бремя: неудовлетворенности и нездоровья. Зазвала бы к себе, поговорила бы со мной по душам с тем сладким придыханием, что так льстит стареющим. Я не слышал его с тех пор как ошивался в общаге…. Не могу я видеть твой пронизывающий, без ножа режущий взгляд. Считаешь, я потерпел полное фиаско? То Тина меня корит – ее молитвы – пустой торг с небесами, – то ты кровь мою пьешь, подталкиваешь падающего в глубокую расщелину. Думаешь, пригодится, зачтется это вам там, на том свете? Уймись, уйди, не добивай бед. Твое печальное лицо может сокрушить кого угодно, только не меня. Я на самом деле пропащий… Я – одна видимость. И ничего лучшего у меня не предвидится. Я сам себе мерзок. Не выводи меня из роли, к которой я привык.

Сейчас скажешь, что есть выражение: «Я знаю всё, только не себя». Может, по большому счету, ты и права, в наблюдательности тебе не откажешь. Ну, давай, сливай информацию, ругай, отводи душу сколько тебе угодно, клейми, ломай меня через колено, если это подбрасывает тебе хоть крохотную надежду… Только все твои слова давно уж не из души, а от ума. И вот тут-то, видно, и зарыта та самая пресловутая собака…»

Кир вскочил на ноги, яростно замотал головой, словно отгоняя темных демонов, потом уставился на меня совершенно сухими злыми глазами:

«Зачем мне эти нравственные потрясения? Я всю жизнь бился башкой об лед. Хватит, закругляйся. Работу она мне предлагает! Всего-то… Это просто, как девчонке предлагает крутнуться на каблучках и взметнуть коротенькой юбчонкой: Знаешь, как говорят про наш возраст? Жениться поздно, сдохнуть рано… Я давно укрепился в мысли, что мой завтрашний день обеспечен скудной пенсией, а ты, опять ищешь приключений на мою седую голову, подталкиваешь к активным действиям вовсе мне ненужным.

– Меняй свое мнение. Или, когда дом построен леса убирают? Ремонт невозможен?

– А не выйдет ли часом так, что сделаешь мне во вред? Если дело не оправдает своих расходов, то вместо пользы оно ляжет тяжелым бременем на чьи-то плечи. А я стану калифом на час, после чего совсем упаду духом и уж точно налакаюсь в стельку и с меня взятки гладки. Тебе это надо? Уволь меня от подобных экспериментов, не доверяю я теперь делу своих рук, да и головы тоже. Теперь нельзя как выйдет, так выйдет, капитализм…

– Декартовская ясность мыслей и точность изложения! – пренебрежительно проехалась я.

– Смешная. И с чего это тебе в голову взбрело меня пригласить? А ну как все мы возьмемся да и начнем вкалывать из последних сил! Ха! Общество склеротиков и калек. Обхохочешься. Давно я растратил, затушил, растоптал ту частицу волшебного пламени, которую получил с рождения. С уверенностью могу сказать, что нечего уж холить, лелеять и развивать. Я уже не исхожу самой черной завистью, коей была буквально посвящена молодость, меня давно не волнует возвышенность суждений и мечтаний. Маленькой осторожной мышкой выползает наружу моя истинная, но усохшая душа. Меня устраивает мой плащ, хоть он весь в проплешинах и дырах – естественная вентиляция, меня, знаешь ли, не волнуют мои немодные ботинки. Чтобы выбирать, надо быть злым и сильным, а я всегда плыл по течению. И за деньгой не гонюсь, я чужд врожденной алчности. Чтобы работать, должен быть запрос души. Не проймешь меня своей критикой… И тебя я не стану делать пиар. Не понравилась конструкция моей реальности? Мне в жизни требовалась только любовь одного человека, в которого я с юности безнадежно влюблен. И зачем я тебе все это говорю? Ведь все равно, что в пустоту… В конце концов, со всем можно смириться».

Кирилл замолчал, словно испугавшись внезапно возникшего волнения. Мне казалось, что он пытался не позволить себе вернуться какому-то давно забытому чувству.

«Дай пожить спокойно, в свое удовольствие, пока не придет мой черед», – добавил он тихо.

«Опять скрипишь и стонешь как столетняя сосна. Тебе легче, когда другие страдают? – вспыхнула я.

«Это ты-то страдаешь?» – Кирилл подавленно вздохнул и безнадежно махнул рукой.

А я опять заершилась. Как я еще могла отнестись к его нытью и тем более к последней фразе?

«Пожить в удовольствие? Слишком смелое заявление. Как всегда за счет Тины? У нее же неограниченный финансовый ресурс, а у тебя особый астральный генезис, «отвага», наглость, плутовство, пустые карманы и дурная слава? Человек редкой касты, неприкасаемый! Ты превзошел самого себя и, насколько я знаю, всю жизнь жил в свое удовольствие. Ты всегда легко предавался порокам, не переставая говорить о добродетели. Так у тебя заведено? Боже ты мой, какая пустая неоправданная жизнь! Ох, воздастся тебе когда-нибудь сполна за твои «художества». Тина до сих пор смотрит тебе в рот? – прервала я его надменно. – А стала бы это делать та женщина, по которой ты до сих пор вздыхаешь?»

«Распознала Инка в Кирилле обольстителя и мошенника?» – все еще никак не может смириться с такой характеристикой сокурсника Жанна.

– А Кирка свое канючит: