Тёмная сторона Москвы

– Но разве вы не знаете, господа?.. Ах, ну да! Да, это с нее, с моей Софьюшки, статую Брунов резал. Он ведь наш близкий родственник, по жене, знаете ли… Жена умерла два года назад… Но, понимаете ли…

– Ну пожалуйста, не будьте жестоки: позвольте пригласить вашу дочь на каток! Мы хотели бы вживую увидеть ее. Как пример всем нам. Ведь она, конечно же, прекрасная фигуристка! – обаятельно улыбаясь, настаивал Аркадий. За ним принялись просить и Лева, и Кисель, и остальные. Гимназисты захватили Краузе в кольцо и начали хором шумно канючить:

– Пожалуйста, пожалуйста. На каток! Всего лишь покататься… ПОЖАЛУЙСТА!!!

– Да что вы, голубчики! – пискляво воскликнул Краузе. – Софьюшка моя – инвалид. У нее с детства ножки не ходят. Родовая травма, знаете ли…

– Что-что? – переспросил Аркаша, расслышав наконец лепет жалкого человечка. – То есть как это?! А… скульптура? Ведь не как-нибудь, а в виде фигуристки?!

– Ну, это уж так Брунов вообразил… Художники, они, знаете ли, господа… А Софьюшка, она, конечно, мечтала… Сил нет, господа, как мечтала… Если бы она могла! На коньках, на лед… Это так красиво!

– Инвалид! – повторил самому себе Аркаша. – Безногая?! – уточнил он у Краузе. Тон его вдруг резко переменился.

Краузе, удивленный, неуверенно качнулся в сторону.

– Да нет… Как же?! Просто ножки… сухие… не ходят совсем.

Аркаша сердито глянул: бледное лицо девушки еще виднелось из-за занавески. Она напряженно наблюдала за тем, что происходит на улице.

– Значит, инвалидка, – снова повторил Аркаша. – Жаль!

И вдруг захохотал громовым голосом. Как театральный трагик на подмостках провинциального театра. Раскатистые, оглушительные его «ха-ха» взрывообразно сыпались на голову несчастного немца, словно чугунные ядра.

Вслед за Аркашей принялись хохотать и остальные; подсмеиваясь, вторил им тоненьким голоском Валька Воробьев, не очень-то понимая, почему его старшие приятели смеются.

Краузе съежился; ему показалось, что над ним хохочет вся улица. Он попятился прочь. Заметив это его трусливое движение, Валька, сам не зная для чего, взял да и запустил в Краузе снежком.

И ощутил невероятную гордость оттого, что по его, Вальки Воробьева, примеру большой взрослый Кисель подобрал тоже снегу, скатал комок и зашвырнул в спину убегающему Краузе.

– Лупи немчуру, пока не смылся, – отчетливо приказал Аркадий. – Что удумал, враг! Над потомственным дворянином смеяться?!

Гимназисты с хохотом и сноровкой закидали долговязого немца снежками и ледышками. Краузе длинными заячьими скачками метался по улице, уворачиваясь и вздрагивая от рассыпающегося по спине холодного снега, озираясь в нелепом недоумении.

– Да что же вы… Господа! – вскрикивал он. Но мальчишки не остановились, пока не загнали врага в щель. Последним запустил в Краузе увесистой ледышкой Костя; его снаряд почти оглушил немца и расцарапал ему макушку. Обливаясь кровью, бедный часовщик дернул на себя ручку двери и ввалился внутрь своей лавчонки, не смея уже выглянуть наружу.

Проводив врага презрительным взглядом, Аркаша подобрал брошенный перед битвой портфель, поднял его, отряхнул от снега и, ни разу не оглянувшись, спокойно отправился домой. Вслед за ним потянулись и другие гимназисты. Поле боя опустело.

В руках Вальки Воробьева, с восторгом участвовавшего в побоище, еще оставался снежок. Он метнул его, не прицеливаясь, в сторону дома Краузе. Снежок не пролетел и двух шагов. Валька разочарованно свистнул, оглянулся и, увидав, что все уже ушли, побежал за старшими.

Софья Краузе, оцепеневшая от страха возле окна, не скоро пришла в себя.

Очнувшись, открыла глаза…

Собственная жизнь казалась ей прежде чем-то кукольно-беззаботным. Наблюдать – было ее основным удовольствием. Постоянная обездвиженность приучила к тому, что всякое движение страстей было только по ту сторону стекла, снаружи, и никогда – внутри… Наблюдать за движениями других людей – в этом была ее главная радость, главное развлечение.

И вдруг впервые в жизни она изменила себе: когда мальчишки внизу внезапно накинулись на ее отца… Это было так страшно, так чудовищно… Не выдержав, она закрыла глаза.

Ей не хотелось видеть, как его будут убивать. Столь злые, хищно оскаленные были эти лица. Ничего подобного Софья не видела ни разу в своей кукольной жизни. И ни разу еще не испытывала такого испепеляющего жара в груди. Это оказалось поистине адское пекло…

Первой жертвой загадочной напасти на Яузе стал красавчик Аркадий Баранов.

Перепуганные родители знали только одно: Аркаша, как обычно, после уроков в школе пошел кататься на Ухажерский каток. Но к вечеру юноша не вернулся домой. После часов тревожного ожидания и усиленных ночных поисков с привлечением всех родственных и казенных сил, дело определилось только наутро. Аркадия обнаружили возле Золоторожского моста.

Мертвым.

Какие-то прохожие случайно наткнулись на Аркашу; тело его сплошь покрылось льдом и даже зазвенело, когда его переворачивали для опознания.

Дело о смерти гимназиста немедленно обросло страшными слухами. О нем зашептались полицейские, вслед за ними – перепуганные обыватели.