Тёмная сторона Москвы

Не теряя времени на слова, он неизвестно к чему – возможно, просто в качестве необходимой подпорки для ослабленных водкой ног – ухватил за рукав Костопарчева и потащил из морга к лифту, наверх, к себе, в шестое отделение… Костопарчев от такого обращения слегка офонарел, но, приняв это за дружеские объятия, не сопротивлялся, смотрел с любопытством на происходящее.

Аспирант летел на всех парах – коридоры, лампы, темные углы и заспанные медсестры мелькали перед пьяными глазами, словно кошмарный сон без передышки. Максим Николаевич бежал спасать Лешку, а также и многое другое, наверно, что просто не успел еще осознать: честь коллег медиков, честь своего отделения, достоинство и добрую репутацию больницы, а заодно и разум всех суеверных людей на свете…

Уму непостижимо – как много может спасти один человек, если только есть у него на это святая решимость!

Максим Николаевич успел вовремя. Он влетел в шестую палату, уронив на пол Костопарчева как раз в тот момент, когда санитарка на полставки тетя Манёня макнула тряпку в ведро, не снимая ее со швабры и слегка отжав от грязной воды, готовилась шваркнуть аккурат под японской техникой для спасения жизни. Заграничный агрегат этот был включен в систему питания, но, поскольку инструкцию так и не сумели прочитать толком, замотанный в полиэтилен, стоял до поры у стены.

Две недели назад, когда в нем пытался разобраться техник Валерий, Максим Николаевич четко вспомнил, как этот Валерий был недоволен хитроумной политикой «проклятых япошек», которые «так запрячут провода, что хрен разберешь – откуда чего втыкать! Вот где у него, зараза, заземление, а?!»

Неграмотная тетя Манёня своей шваркающей шваброй, очевидно, нащупала в агрегате заземление и подавала его своим шварканьем аккуратно на шестую кровать. А все кровати в больницах были тогда железные.

Так раскрылась позорная тайна шестой койки шестой палаты шестого отделения. А в какой именно больнице это было – лучше не знать. К чему? Самое главное, что марксизм-ленинизм в этой истории победил всякую мистику. Пока что. О чем нам и сообщал заранее ласковый прищур дедушки Ленина с портрета.

Инпу, несущий свет

Станция метро «Площадь Революции»

Если немного помедлить на станции «Площадь Революции» Арбатско-Покровской линии метро (той самой, знаменитой, со множеством скульптур в стиле советского реализма), внимательно глядя по сторонам, можно заметить кое-что необычное: проходя мимо бронзового «Пограничника с собакой», почти каждый протягивает руку и… гладит собачий нос. Иногда даже очередь выстраивается из желающих потискать металлического пса.

Отполированный руками добрых горожан, нос собаки приобрел не характерный для бронзы желто-лимонный оттенок. Лица «собакопоклонников» серьезны и сосредоточенны – сразу понятно, что для них все это не забава и не развлечение. Но что же тогда?

Как-то на интернет-форуме, где основными участниками были студенты Бауманского университета, зашел разговор об этом странном московском обычае. Большинство сошлись в убеждении, что гладить собачий нос – традиция, заведенная именно студентами-бауманцами.

«Зачем? Да просто на счастье!»

«Я перед каждым экзаменом специально заезжаю, чтоб потереть собачий нос. Чтоб потом «хвостов» не было!»

«Просто такая традиция МВТУ. А лучше, что ли, вопить в общаге по ночам: “Приди, ХАЛЯВА!!! Халява, ПОМОГИ!!!„? Как в Керосинке делают…»

«Я до сих пор туда заезжаю, чтобы погладить собачий нос. Чувствую себя при этом… счастливее, что ли? Даже не знаю – на душе как-то легче становится».

«Мне одна тетка сказала: это – чтоб собачья жизнь кончилась…»

«Между прочим, этой традиции уже как минимум сорок с лишком лет. Я это знаю от своего научного руководителя – он тоже собаку гладил, когда был студентом, а ему сейчас 65».

Тут же возникли споры: какую именно собаку следует считать настоящей «баумановской»? Скульптурные группы повторяются с внешней и внутренней стороны перронов станции, которых два, поэтому всего зверей – четыре.

«Наша собака – напротив остановки третьего вагона поезда, если в сторону «Щелковской». Слышал, что тот пограничник, с которого ваяли, был однофамильцем Баумана».

«Народ!!! Носы натерты у всех четырех собак!»

«Видимо, одна собака закреплена за нами, над другой взял шефство РХТУ, на третью молится МГПУ, а четвертая приносит удачу исключительно миэмцам!»

«Да, только все эти вузы (кроме МГПУ) вышли из Бауманки! Это ж наши бывшие факультеты».

«А я видел, что нос натирают не только студенты. Вполне себе солидные дяди-тети тоже трут. Причем их даже больше, чем молодых… Я сам видел!»

«Ха! К нам итальянцы приезжали осенью – так вся итальянская делегация в полном составе собачку мучила!»

И вот тут на форуме появился странный персонаж с ником Деймон и повернул тему разговора в совершенно уже неожиданную сторону.

«Этому «обычаю», как вы говорите, – сообщил Деймон, – не 40 лет, и даже не 70, а существенно, в разы больше лет. А вернее – столетий. Точнее сказать невозможно, потому что неизвестно, как давно люди начали поклоняться Анубису.