Я недоумевал, почему он передумал. Может, когда Зевс сотворил мои права, он наложил на них какие-то чары, которые должны помогать при небольших проверках на дороге? Зевс ведь должен был слышать, что водить автомобиль, когда ты смертен, бывает опасно.
Мы поехали дальше, хотя из-за встречи с полицейским я слегка переволновался. Выехав на Тридцать седьмое шоссе, я вглядывался в каждую встречную машину, гадая, в каких за рулем сидели блеммии, полубоги или наемники, спешащие на работу во дворец Коммода и мечтающие поскорее изничтожить моих друзей, чтобы церемония имянаречения началась в срок.
Небо на востоке из ониксового стало угольно-серым. Мелькающие по сторонам фонари с натриевыми лапмами примешивали к темным краскам пейзажа оранжевый оттенок Агамеда, подсвечивая заборы и пастбища, рощицы и сухие овраги. Порой мелькали заправки или оазисы «Старбакса». Через каждые пару миль нам попадались рекламные щиты с надписью «ЗОЛОТО: САМЫЕ НИЗКИЕ ЦЕНЫ!» и изображением улыбающегося человека, который был подозрительно похож на царя Мидаса в дешевом костюме.
Я задумался о том, как идут дела у Литиерса на Станции. Когда мы уезжали, там все гудело: все чинили доспехи, затачивали клинки, расставляли ловушки. Литиерс держался Джозефины и рассказывал о слабостях коммодовских войск, но вид у него был отсутствующий, как у смертельно больного человека, который помогает другим пациентам оттянуть неизбежное.
Сам не зная почему, я ему доверял. Я был уверен, что он не предаст Джозефину и Эмми, малышку Джорджину и всех остальных дорогих моему сердцу членов разношерстной семьи, которой я внезапно обзавелся. Старания Лита казались мне искренними. Теперь он ненавидел Коммода больше, чем любой из нас.
Хотя, с другой стороны, шесть недель назад я даже подумать не мог, что Мэг Маккаффри подослана Нероном…
Я бросил взгляд на свою маленькую повелительницу. Она развалилась в кресле, закинув ноги в красных кедах на переднюю панель над бардачком. Такая кривая поза показалась мне не слишком удобной. Я счел ее детской привычкой, от которой человеку трудно отучиться, когда он взрослеет.
Держа руки над коленями, она перебирала пальцами, все еще изображая игру на невидимом фортепиано.
– Добавь в свое сочинение парочку пауз, – посоветовал я. – Для разнообразия.
– Хочу научиться.
Я не был уверен, что понял ее:
– Играть на фортепиано? Сейчас?
– Не сейчас, глупый. Когда-нибудь. Научишь?
Какая ужасная мысль! Мне хотелось думать, что я как бог музыки заслужил себе право не учить новичков. Однако Мэг
– Хорошо, – ответил я. – Если выживем после наших утренних приключений.
– Идет.
Мэг забабахала финальный аккорд, который оценил бы Бетховен. Затем достала из рюкзака пакетик с морковью (которую нарезал я, между прочим) и принялась громко ею хрустеть, ударяя друг о друга носками кедов.
В этом была вся Мэг.
– Давай обсудим нашу стратегию, – предложил я. – Когда доберемся до пещеры, нужно будет найти тайный вход. Сомневаюсь, что его будет так же легко обнаружить, как обычный вход для смертных.
– М-м… ладно.
– Когда ты разберешься с теми, кто его охраняет, мы…
– Когда мы с ними разберемся, – поправила она.
– Какая разница?! Нужно будет найти рядом два источника. Нам придется выпить из каждого, прежде чем…
– Не рассказывай, – Мэг взмахнула кусочком моркови как дубинкой. – Никаких спойлеров.
–
– Не люблю спойлеры, – упорствовала она. – Пусть будет сюрприз.
– Но…
– Нет.
Я вцепился в руль. Мне стоило больших усилий не втопить в пол педаль газа и не помчаться навстречу горизонту. Поговорить о пещере Трофония мне было нужно… не только чтобы просветить Мэг, но и чтобы проверить, хорошо ли я сам помню все детали.
Я почти всю ночь провел в библиотеке. Читал свитки, копался в своей несовершенной памяти, даже старался выпытать больше подробностей у Стрелы Додоны и магического шара Агамеда. Большого успеха я не добился, но то, что мне удалось узнать, заставило меня переживать еще больше.
А когда я переживаю, мне нужно с кем-нибудь поговорить.
Мэг, похоже, наше задание совершенно не тревожило. Она была такой же вредной и легкомысленной, как и в первый день, когда я встретил ее в тупике на Манхэттене.
Может, она просто храбрилась? Вряд ли. Меня всегда поражало, какими несгибаемыми могут быть смертные перед лицом катастрофы. Даже самые травмированные, пострадавшие от жестокого обращения, невротические люди могут вести себя так, словно все в порядке. Готовят еду. Работают. Начинают учиться музыке и жуют морковку.