Тёмное пророчество

Его глаза печальны, но в голосе звучит разочарование. Последнее доказательство того, что мне было и так понятно. Папа умер из-за меня. Я была плохой дочерью. Нужно было усерднее тренироваться, хорошо себя вести, не противиться, когда Нерон велел мне драться со старшими ребятами… или с животными, которых мне не хотелось убивать.

Я рассердила Зверя.

Я плакала, ненавидя себя. Нерон обнял меня. Уткнувшись лицом в его лиловый костюм, я ощутила запах его приторно сладкого одеколона – так пахнут не цветы, а старое высохшее саше из дома престарелых. Я не понимала, откуда знаю этот запах, но он вернул мне полузабытое ощущение беспомощности и ужаса. У меня остался только Нерон. У меня нет настоящих цветов, настоящего отца, настоящей матери. Я всего этого не заслуживаю. Нужно держаться за то, что у меня есть.

А затем мы с Мэг, объединенные одним сознанием, окунулись в первозданный Хаос – страшное небытие, из которого Мойры прядут будущее, превращая беспорядок в судьбу.

Перед такой силой нельзя обнажать сознание. Даже будучи богом, я страшился приближаться к границам Хаоса.

Это было так же опасно, как смертным увидеть бога в истинном обличье – в виде ужасающего пламени чистой вероятности. Смертный, пожелавший увидеть это, рискует погибнуть – от несчастных остается лишь соль или прах.

Я старался изо всех сил оградить Мэг от небытия, окутать ее разум своим, но мы оба слышали пронзительные голоса.

– Белого коня, – шептали они. – Загадка. К смерти и огню.

Они шептали все быстрее, строчки накладывались друг на друга, и ничего было не разобрать. Мне жгло глаза. Пчелы раздирали легкие. Но я не позволял себе выдохнуть. Вдалеке показалась туманная река – Стикс. Темная богиня, стоящая на берегу, манила меня, призывала пересечь реку. Я бы снова обрел бессмертие – то самое, которое обретают души людей после смерти. Я мог бы отправиться в Поля Наказаний. Разве я, совершивший так много преступлений, не заслуживаю наказания?

К несчастью, Мэг чувствовала то же самое. Вина тяготила ее. Она считала, что не заслуживает того, чтобы жить.

Нас спасла одновременная мысль:

«Я не могу сдаться. Нужно помочь Аполлону/Мэг».

Я вытерпел еще один миг, еще два. И наконец я не смог больше терпеть.

Я выдохнул, выпуская наружу яд пророчества. Хватая ртом свежий воздух, я рухнул рядом с Мэг на холодный мокрый камень. Постепенно мир вернулся в прежнее состояние. Голоса затихли. Рой призрачных пчел исчез.

Приподнявшись на локтях, я прижал пальцы к шее Мэг. Пульс был, прерывистый и слабый – но она была жива.

– Слава трем Мойрам, – пробормотал я.

В кои-то веки я сказал это серьезно. Если бы Клото, Лахесис и Атропос сейчас появились передо мной, я бы расцеловал их бородавчатые носы.

Стоявший на острове Трофоний вздохнул:

– Не беда. Все равно девчонка может на всю жизнь остаться безумной. Хоть какое-то утешение.

Я взглянул на своего покойного сына:

– Утешение?!

– Да. – Он снова, прислушиваясь, наклонил бесплотную голову. – Ты бы поторопился. Тебе придется тащить девчонку по подводному туннелю, так что, возможно, вы оба утонете. Или блеммии убьют вас на той стороне. А если нет, ты должен исполнить мое желание.

Я рассмеялся. После погружения в Хаос вышло не слишком хорошо.

– Ты хочешь, чтобы я исполнил твое желание?! За то, что ты напал на беззащитную девочку?!

– За то, что я дал тебе пророчество, – поправил Трофоний. – Оно твое – если ты, конечно, заставишь девчонку произнести его на Троне Памяти. А теперь желание, которое ты пообещал исполнить: уничтожь эту пещеру.

Должен признаться… Хотя я вернулся из бездны, сплошь состоящей из пророчеств, такого я предвидеть не мог!

– Что-что?

– Это место слишком доступно, – сказал Трофоний. – Твои союзники со Станции никогда не смогут защитить его от Триумвирата. Императоры будут наступать. Я не хочу, чтобы Коммод и дальше пользовался оракулом. Лучше пусть он будет уничтожен.

Интересно, согласится ли на такое Зевс. Я действовал, предположив, что отец снова сделает меня богом, если я восстановлю древние оракулы. И сомневался, что разрушение пещеры Трофония – приемлемый запасной план. Однако если Зевс хотел, чтобы я в точности исполнил его волю, надо было дать мне письменные инструкции.

– Но Трофоний… а что будет с тобой?

Трофоний пожал плечами:

– Возможно, через несколько столетий, в лучшее время, мой оракул появится где-нибудь в другом – более надежном – месте. Может, к тому моменту ты научишься быть отцом.

Он определенно говорил так, чтобы мне было легче исполнить его просьбу.

– И как же мне разрушить это место?

– Помнишь, я сказал, что блеммии принесли взрывчатку в соседнюю пещеру? Если они не взорвут ее, это должен сделать ты.

– А как же Агамед? Он тоже исчезнет?

На темном теле призрака показались тусклые вспышки – возможно, печаль?

– В конечном итоге – да, – ответил Трофоний. – Передай Агамеду… Скажи, что я люблю его и мне жаль, что нам досталась такая судьба. От тебя я не дождался даже таких слов.

Его силуэт из клубящейся тьмы начал рассеиваться.