Читаем Тёмный аквалангист полностью

Тёмный аквалангист

Если в стеклянный шарик глядишься долго,опрокидываясь в глубину и меняясь в лице, —там плавает размагниченная иголкас Кащеевой смертью, мерцающей на конце.Безумный компа’с, однополюсный провожатый,цыганит, манит, гонит парус вперёд,и рыжие листья летят отвязной регатойтуда, где чёрная ниагара время надвое рвёт.Я вижу во сне сияние мокрых досокпалубных — ты идёшь на многоголосый звук,только это не зов — это морок и отголосокиных смертей, ловушка, Кащеев круг.И, рванув сквозь время, да так, что дыхалке больно,забегаю вперёд — и в падении, как любовь,я беру твою жизнь, словно в детстве пас волейбольныйна костяшки пальцев, кожу сбивая в кровь, —а она, рикошетом уйдя от чужой химеры,пробивает навылет мрак и слепящий свет,и, взмутив пузырьками ясность хрустальной сферы,вылетает наружу и падает на паркет.И поскольку мой прерванный сон розовеет снова,я могла бы закончить так: и простёр крыла…Но давай не будем — никакое земное словоне расскажет тебе, в какой я бездне была.

* * *

Если земную жизнь разбить на квадратыдесятилетий — с дотошностью геометра, —то именно в этом мы с тобой друг к другу прижаты —толпой ли, волной ли, усилием встречного ветра.Имя двоится — зеркало кармы, эхо астрала —мы одной крови летучей, тысячи лет я тебя знаю.Да и какая, в сущности, разница — что нас связало —тень Пенелопы, ключей тарусских вода ледяная?Мы брели по иным квадратам, чужим наречьям,на сухих косогорах оскальзываясь друг за другом.Соль на платьях. Пахнет Понтом и сыром овечьим.Тропа сорвётся — квадрат обернётся кругом.Празднуй радость так, чтоб никогда не прощаться,в новом, пустом квадрате легко взлетая.Жизнь до каких-то пор — казино, где ставят на счастье,а после него — сквозящая проходная,круг ожидания, предчувствие самолёта(для небесного транспорта иного не вижу слова),только имя твержу, как заклятье, над пультом пилота,чтобы и Там ближе к тебе оказаться снова.Как из шкуры змеиной, выпрастываясь из тела,из сплошных несуразиц — биографии, гендера, пола,с тобою рядом всё летела бы и летела —вот оно — после — воздушная наша школа.