Тёмный аквалангист

Лихорадка жизни, ты сводишь меня с ума!
И не то чтобы без толку, а всё-таки мимо смысла
едва светящегося, насколько позволит тьма,
пролетаю. Меня донимают числа,
буквы, заумный бред, лексическая шелуха,
благообразие формул, истерика, виртуальные сети.
Хищница, выедающая собственные потроха, —
как не тошно тебе, когда насмерть грызутся дети!
Подстрекаешь, разводишь в стороны: выбирай,
хочешь — вниз с колокольни, а хочешь — прорвёмся в князи?
Не хочу я ни с кем! Посему мне блазнится рай,
где ягнёнок со львом в геральдическом слит экстазе,
где шаманит прозаик в ритмическом полусне,
где воздушный поэт отвечает крепчайшей прозой.
Если бледной ладонью я кровь зажимала чужую — мне
никогда не выбрать меж Алой и Белой розой!
Дай на сельское кладбище от тебя улизнуть на миг —
и меж стёртых имён, затерянных в цепких травах,
я смертельной любовью повяжу и тех и других,
неделимых сверху на правых или неправых.

* * *

Когда, устав от вертикалей,
душа склоняется ко сну —
горит луна, как глаз шакалий,
и гонит жёлтую волну,
и ходит пасмурная влага
сквозь нас, не ведая преград,
а в печке плавится бумага
и пятна лунные чадят.
Косящий свет ползёт, как морок,
как пепел ядерной зимы,
и в глубине своих каморок
для этих ков прозрачны мы!
Запаян в ледяные глыбы,
ты пеленгуешь в полусне
набрякший хвост девонской рыбы,
распластанной на плоском дне.
Не дремлет мутная угроза,
и, плавниками шевеля,
цветёт коричневая роза
на ржавых рёбрах корабля,
и бурый мрак, пробившись дробно
сквозь повреждённый негатив,
вдруг ухмыляется утробно,
себе полмира отхватив.

Наедине с ландшафтом

Галине Климовой

Резвится ветерок, вздувая флаг турецкий,
взбивает катерок эгейскую волну,
в нём праздный контингент ликует так по-детски:
полтыщи заплатил — и дуй хоть на Луну!
Вполне знакомый код — морская соль, оливы,
помёт поджарых коз, бескровная трава.
Эллада, ты опять мне кажешься счастливой,
твердыню разменяв на бухты-острова.
Но купленный ландшафт чужого полон смысла,
пугающих лакун, культурной пустоты.
Твой полис опустел, и молоко прокисло,
и козы разбрелись, и воинам кранты.
Шофёр, как истукан, сидит в рубашке белой,
он вовсе не смущён смещением времён —
колчан ему, колчан! Смотри, как мещет стрелы!
И варвар — наверху, а эллин — побеждён.
Эллада, знак подай — зачем здесь этот турок?
Где бурная Сафо, где плавный Гераклит?
Туристов меж руин — что глиняных фигурок
в музейных кладовых среди могильных плит.
Но, проиграв процесс по переплавке мира,
сквозь заскорузлый шлак сияет, уцелев,
последний артефакт истаявшего мифа —
лидийский мавзолей, пантикапейский лев.

* * *