Лукас уснул, как только они дошли до его дома, и Кара осталась один на один с его «семьей» – пёстрой компанией шумных чистильщиков, которые отличались друг от друга не менее, чем Кара отличалась от них. Бледнолицые и чернокожие, рыжие и светловолосые, конопатые, большеглазые, узкоглазые… Разнообразие этих лиц поразило Кару. В деревне было проще простого спутать одного белокурого фермера с другим – только Кара выделялась среди прочих, из-за иноземной внешности, унаследованной от матери. Этих же чистильщиков набрали с бору по сосенке по всему Миру, и хотя кровного родства между ними не было, тем не менее царившей между ними дружбе и товариществу могли бы позавидовать многие семьи.
Вскоре начало темнеть, и хотя Каре очень хотелось убедиться, что с Лукасом всё в порядке, она понимала, что пора домой. Женщины в доме уверяли её, что с парнем всё будет хорошо, и звали Кару заходить ещё, как только получится.
Девочка собрала свои вещи и пошла домой. По дороге она трижды останавливалась, чтобы убедиться, что чёрная книга по-прежнему на месте, у неё в сумке. Книга была на месте.
Тафф сидел за столом на кухне и чертил планы какого-то изобретения. Насколько поняла Кара, для изобретения требовались проволочная сетка, сломанная кормушка для скота и сложная система блоков.
– И что это будет? – спросила Кара.
– Картофельная стрелялка.
Кара пристально вгляделась в чертеж.
– А зачем тебе картофельная стрелялка?
– Стрелять картошкой!
Тафф рассмеялся – но почти сразу закашлялся. Кара потянулась пощупать ему лоб, но мальчик отбросил её руку.
– Всё нормально, – сказал он.
– Ел что-нибудь?
Тафф помотал головой.
– Мне сначала хотелось есть, но я не нашёл папу. Наверно, куда-то в поля ушёл. Теперь они вместо двери взялись за наш сарай. Не знаю, что это, но воняет жутко, просто жутко! Папа там ещё не убрался?
– Ну, он, наверно, собирался… – сказала Кара. «Только он слишком занят тем, чтобы жалеть себя, чтобы ещё и делать что-то полезное». Эта мысль явилась непрошеной, и Кара сурово одёрнула себя за такую жестокость. «Выспаться мне надо, вот что». Но, главное, сарай снова был чист: прежде, чем вернуться в дом, Кара отскребла всю налипшую дрянь, а потом взяла щётку, горячую воду и оттёрла грязные разводы.
Кара наварила картошки, натолкла её с солью, маслом и корицей. Налепила простеньких фигурок: звёздочку, кораблик, цветочек, – и разложила на тарелке перед Таффом.
– Кушай, Тафф. Надо покушать, – сказала она и поцеловала братишку в лобик. Лобик был липкий от пота.
Папу она нашла под верандой – он свернулся клубком, будто животное, забившееся в нору. Поначалу она подумала было, что папа напился – но нет, выпивкой от него не пахло. У него просто выдался дурной день. Одежда на нём была порвана и испачкана, спутанная борода слиплась от грязи. Кара мягко потянула его за руку, и папа встал. Узнал он её несколько секунд спустя. Кара отвела его в ванную. Пока Кара наполняла ванну водой из колодца и вливала туда чайник кипятку, чтобы вода сделалась потеплее, папа сидел на полу и тихонько бормотал. Девочка затворила за собой дверь и через пару минут с облегчением услышала, как папа погружается в воду.
Она отнесла его одежду вниз, чтобы постирать, но сперва достала из кармана штанов блокнот. Блокнот упал на пол и сам собой раскрылся. Странички были сплошь исписаны всего двумя словами:
ПРОСТИ МЕНЯ ПРОСТИ МЕНЯ ПРОСТИ МЕНЯ
Помывшись, папа ненадолго зашёл к Таффу. Через стену Каре было слышно, как они негромко разговаривают друг с другом. Она не могла расслышать, о чём они говорят, но, по крайней мере, папа разговаривает. Это был хороший знак.
Пожелав Таффу спокойной ночи, папа прошёл несколько шагов и остановился напротив комнаты Кары. Постоял у закрытой двери и ушёл к себе. Кара не удивилась. Папа всегда опасался разговаривать с ней после того, как у него случался дурной день. Завтра он, наверно, будет непривычно добр в качестве извинения: завтрак приготовит или возьмёт на себя что-то из её обычных обязанностей. Это будет здорово…
Но это будет завтра. А на сегодня у неё оставалось ещё одно дело.
Девочка дождалась, пока из папиной комнаты раздался раскатистый храп, и вытащила из сумки гримуар. Стоило ей коснуться обложки, как от кончиков пальцев до плеча пробежал разряд – как будто Кара отлежала руку, а теперь к ней внезапно вернулась чувствительность.
«Гра-дак меня послушался!»
Это звучало полным бредом, особенно теперь, несколько часов спустя, но Кара знала, что это правда. Она приказала твари из Чащобы – и тварь послушалась.
Должно быть, дело было в книге.
Кара положила книгу на кровать и поднесла свечку, горевшую на тумбочке, как можно ближе к обложке. В свете пляшущего пламени на переплёте как будто бы проступили фигуры, тени среди теней. Кара открыла книгу. От неё, как и раньше, исходил слабый аромат имбирного цвета и свечного воска.
На первой странице ждал гра-дак.