– Спасибо тебе! – сказала Кара. Если всё произойдет именно так, как в сказке, это случится очень быстро, и она хотела поблагодарить заранее, чтобы потом не жалеть, что не успела.
Что ж, хотя бы в самом главном её сказка оказалась верна. Джейбенгук раскрыл свой массивный клюв и закричал. В замкнутом пространстве звук получился невыносимо громким. Горшок Таффа с лязгом покатился по полу, стены дрогнули в ответ, последние оставшиеся в окнах стёкла вылетели. Кара услышала, как кто-то забарабанил в дверь, но в дверь упиралось левое крыло Джейбенгука, и открыть её было невозможно.
Изо рта у Таффа что-то полезло наружу.
Оно было чёрное, смолянистое и живое, бесформенный ком жестокости и безнадёжности. Кашель, который начинается от утренней сырости и никак не перестаёт. Безумная давящая тяжесть камней и земли. Младенческий крик, оборвавшийся посреди ночи.
То была сама смерть, холодная, расчётливая и неумолимая.
Джейбенгук её склевал.
Стоило бы Каре моргнуть глазом, и она бы всё пропустила. Джейбенгук был проворен, немыслимо проворен. Он сцапал Смерть её брата в воздухе так же легко, как пташка хватает червяка. Кара даже не услышала, как он её глотал: клацнул клювом, да и всё. Джейбенгук взглянул на неё вроде как с лёгким недоумением – и исчез. В сказке он оставил Самуэлю перо, но тут единственным доказательством появления Джейбенгука остался слабый запах сосновых шишек и жимолости.
Дверь с грохотом распахнулась. В комнату ворвались папа и Лукас.
– Ты в порядке? – спросил Лукас. – Мы услышали странный шум, но, сколько ни старались, дверь открыть не могли…
Лукас осёкся, увидев, как Тафф сидит на краю кровати и болтает ногами.
– А что, ужин скоро? – спросил Тафф.
22
Тафф до отвала наелся разваренной картошки и ячменного супа и снова уснул. Поначалу Кара боялась от него отходить: а вдруг его исцеление всего лишь временное, и потребуется ещё один визит Джейбенгука? Но после того, как Кара час просидела, вслушиваясь в его ровное дыхание, она наконец-то успокоилась достаточно, чтобы спуститься вниз.
Дом Лэмбов был битком набит народом. Папа решил, что сила в множестве, и велел всем собраться вместе с вечера, чтобы отправиться к парому на рассвете. Многие уже расположились на полу, так что Каре стоило немалого труда пробраться к входной двери, не наступив на чью-нибудь протянутую руку или свернувшегося калачиком ребёнка. Кару провожали взглядами. Теперь на неё смотрели как-то иначе. Не со страхом, не с ненавистью – хотя и то, и другое ещё проглядывало временами, – нет, как-то… иначе. Кара старалась ни с кем не встречаться взглядом, прокладывая себе извилистый путь к выходу.
Какая-то старуха преградила ей дорогу.
Она носила бурый передник кожевницы, и глаза у неё были светло-карие – редкость в их деревне. Старуха была хрупкой и дряхлой, но руки у неё были жилистые, натруженные. И заговорила она с уверенностью человека, привычного к тому, чтобы его уважали.
– Мы слышали, что ты сделала, девка-ведьма. Как ты призвала тварь из дыма и теней, чтобы та исцелила твоего брата. Да, магия приносит лишь несчастья, все мы это знаем. И всё же… кто исцеляет, тот следует Путём. Это усложняет дело.
Женщина задумчиво пощипывала себя за руку, коричневую от работы. Следующие её слова прозвучали робко и неуверенно.
– Про внука моего два дня уже ничего не слышно, – сказала она. – Он за деревней живёт, в казармах. На серого плаща учился, хотя я этого никогда не одобряла: что толку готовиться к войне, которой, может, никогда и не случится? Может, кое-кто в серые плащи и из гордыни подался, да только не Итан. Итан мальчик тихий, скромный…
Женщина откашлялась и посмотрела Каре прямо в глаза.
– Я была бы рада увидеть его снова, – закончила она.
Казалось, слова старухи отворили какой-то шлюз – безмолвную комнату враз затопило криками и мольбами.
– Доченька моя! Пять годиков ей всего!..
– Моя семья укрылась в школе, и больше мы не виделись…
– Мужа моего, спаси моего мужа!..
– Мою жену!..
– Отца!..
– Сына!..
– За что нам всё это?
Сначала к ней просто прикасались, потом принялись хватать – за платье, за руки, за ноги, заставляя выслушать и услышать. Кара пыталась протолкаться к входной двери, но их было так много, и все кричали, стараясь, чтобы их расслышали. У Кары голова пошла кругом среди моря клубящихся лиц, и она наугад проталкивалась вперёд, надеясь, что идёт в нужном направлении.
– Помоги нам! Помоги! Помоги!
Она наконец-то добралась до входной двери и выскочила на крыльцо, уворачиваясь от протянутых рук. Кара попятилась, ожидая, что деревенские кинутся следом. Вместо этого чья-то рука отважно протянулась и захлопнула дверь.
Они отчаянно нуждались в ней – но не настолько, чтобы выйти за порог ночью. Не те были времена.
Тысяча звёзд смотрели на неё сверху сияющими, бесстрастными глазами. Кара обошла дом и нашла на задах папу, нагружающего телегу припасами. Рубаха на нём взмокла от пота, рукава были закатаны. Впервые за много лет он выглядел счастливым.
– Ты Лукаса не видел? – спросила Кара.