«Толл Хорс», раньше я действительно была без ума от этой марки, сейчас всё в прошлом.
– Производится в ЮАР, – заглядывая в этикетку, произнес Марк. – Давай полетим, посмотрим, где выращивают такой божественный напиток. Что скажешь?
– Я хотела рассказать, почему ушла. И ещё много чего. Мне кажется, ты должен знать, – выдернув его из мечтаний, начала я.
Марк сосредоточенно ждал рассказа. Несколько мгновений, и я глубоко вдохнула. Спазмы охватили низ живота. Боль предательски поползла вверх по позвоночнику и легла свинцовой рукой на горло.
– Ты знаешь, я хотела себя убить, – мой голос звучал низко, его обволакивала хрипота.
Он отодвинул бокал.
– Что?
– В тот вечер, наш последний… Ты завел мотор и уехал. Я поднялась к себе. Сделала последние записи в предсмертном дневнике.
Слёзы собирались в уголках глаз. Я не могла смотреть на него, на встревоженное выражение, на жалость в глазах. Я повернула стул и уставилась в окно, в то самое, где Марк несколько минут назад топил свой взгляд.
2
Ванна наполнялась водой, лезвия лежали на бортике. Клизму не стала делать, последний ужин был два часа назад, пища ещё в желудке, можно не волноваться, все останется при мне. Дневник лежал на кровати, рядом конверт с деньгами и белое платье с пометкой «смертное».
Марк прислал сообщение: «Давай увидимся завтра и повторим. Не будем откладывать в долгий ящик». Я ответила: «Конечно. Созвонимся!». Пусть отстанет. Я удалила все сообщения и часть номеров, включая любовника. Ванна почти наполнилась. Я разделась, подошла к зеркалу. Что он нашёл в этом уродливом теле? Когда-то я была красива. Я нравилась себе. Стоило наплевать на жизнь и ужасные внешность и душа не заставили себя ждать. Ложь, зависть, злоба, гордыня, неудовлетворённость – букет, с которым я живу.
Я перекрыла кран. Вода была обжигающей, но это не важно: свариться заживо или умереть от кровопотери. Пальцы тряслись. Слёз не было. Первый надрез – неглубокий, второй – значительнее. Я опустила руку. Вода моментально окрасилась. Больно не было. Я наблюдала за редеющей струйкой. Резать придётся не один раз. Тело такое глупое, оно борется до последнего, пытаясь залатать пробоины.
В квартире сверху закричал ребёнок. Они собираются его мыть. Я потянулась за мобильным взглянуть на время. Полночь! Странные родители. Мальчик продолжает вопить, но это не важно. Даже забавно. Делаю ещё надрез. Вода бледно-розовая. Пока чувствую себя хорошо. Возможно, я захлебнусь. Мне станет дурно, я потеряю сознание и всё будет кончено.
Лампочка подозрительно моргала. Щелчок! И свет погас. Снова рубильник. Я подумала об Алесе. Нельзя так, она перепугается. На ощупь покидаю ванную. Я права – света нет и в коридоре. Надела халат. Кровь сбегала вниз. Замотала руку в полотенце, вышла на лестничную площадку. Секундное дело – поднять рычаги. Появился свет, а полотенце окрасилось багровым. Я перерезала крупный сосуд. Кровь в коридоре и ванной. Почувствовала озноб: возможно, из-за кровопотери или холодного подъезда. Хочется верить, что от первого. В воде хорошо, я быстро согрелась.
Вопли ребенка перешли в нецензурную брань. Я собиралась ускорить отход в мир иной, открыла новое лезвие; что-то холодное упало на нос. Я подняла глаза. Чёрт! Меня топят. Что происходит?! Лезвие вывалилось из рук, а тонкие струйки воды хлестали по стене.
Я вылезла из ванны и истерично засмеялась. Этажом выше притихли, они услышали меня. Знали бы они, что сейчас происходит здесь! Все шло против меня. Через три минуты сосед сверху стоял на пороге и что-то мямлил про неисправную стиральную машинку. Высунув голову, я предложила прийти завтра. Он был не против и скрылся за долю секунды.
Я вернулась. Бросила тряпки на пол, воды было немного. С потолка больше не капало. Соседей ниже точно не затопят.
Рука ныла, кровотечение прекратилось. Быстрее вернуться в воду и всё закончить. Запиликал телефон – пришло сообщение. Снова от Марка, его номер отпечатался в мозге наизусть. «Я хочу тебя радовать каждый день! Я хочу тебя сделать счастливой! Позволь мне это».
Что происходит? Мир открыто сопротивлялся моему желанию! Я упала на пол, корчилась и рыдала, била по стенам и орала.
Утро следующего дня настало. За окном темно, часы показывали 7.20.
Рука припухла. Я осмотрела раны: они затянулись тонкой коркой, за исключением самой глубокой. От неосторожного движения она болела и кровоточила. Я промыла её и туго перебинтовала, хорошо, что зима, под свитером ничего не видно. Если повезёт, то к лету всё будет в лучшем виде, возможно, не останется следов.
Жутко хотелось пить и есть, желательно чего-нибудь сладкого и жирного. Организм восстанавливался. Я уплетала кусок за куском, еда казалась невероятно вкусной. Я не могла насытиться. За несколько дней голодания я изрядно осунулась.