– Пусти! – Я попыталась остановить его очередной страстный порыв.
Любовник не выпускал. Хорошо сложенный, крепкий мужчина взвалил меня на плечо и поволок в спальню. Я отчаянно забарабанила по его спине.
– Отпусти меня! – рьяно требовала я.
В ответ он шлёпнул меня по ягодицам.
– Марк, я требую!
Я пыталась не поддаваться панике, говорить ровно и убедительно. Всё было тщетно. Любовник бросил меня на кровать.
– Сама разденешься? – расстёгивая рубашку, спросил он.
– Ты в своем уме! Я ухожу.
Мужчина перегородил мне дорогу.
– Я буду кричать! – пригрозила ему.
– Попробуй! – он передёрнул бровями.
Я истошно завопила, сама не ожидая таких возможностей от голосовых связок. Звук был утробным, я напоминала дикого зверя, нежели человека.
– Браво! – он хлопал в ладоши.
– Пожар! – взвизгнула я.
– Просто фантастика! – Марк заливался смехом. – Давай помогу! На раз, два, три! Пожар! – он завопил басом. – Или лучше «насилуют!», – рассуждал он вслух.
Марк сделал шаг вперёд и сгрёб меня в охапку.
– Глупенькая, здесь везде звукоизоляция: пол, стены. Всё, кроме потолка, но это не важно – этаж-то последний.
Его горячие губы нагло лезли ко мне. Я сумела отбиться и бросилась к балкону. Еще мгновение – и я снова в его руках. Болтаюсь в воздухе, пытаясь ему врезать, поцарапать или укусить.
– Ну, ну! – приговаривая, Марк швырнув меня на кровать.
– Послушай, мне нельзя. Понимаешь, нельзя! Я болею! Боюсь, что мне осталось недолго!
– Да-да, конечно, понимаю! – как попугай, повторяет он, не вслушиваясь в мои слова.
– Я умираю!
– Что? – он поморщился, словно его обдали крутым кипятком.
Я начала свой рассказ, коротко и лаконично. Он менялся в лице, черты заострялись. Он отвернулся от меня и сел на пол. Я замолчала.
– Продолжай, – глухо попросил Марк.
Он слушал молча, только плечи предательски передёргивало. Я понимала, он отвернулся лишь потому, что плачет. Я не смела к нему прикоснуться, попросить себя взять в руки. Я не могла этого сделать: что-то личное ломалось внутри него. Я просто говорила, а когда слова иссякли, дала волю своим слезам; они были такие же, как и у него: скупые и беззвучные. Ни всхлипов, ни дрожи в голосе.
– Ты ведь знаешь, кем была моя мать? – он посмотрел на меня через плечо, красные глаза всё подтвердили.
Я знала: она была известным гинекологом.
–Ты ведь понимаешь, эти посиделки с коллегами и их излюбленные разговоры. Я был мальчишкой, подслушал. Это ведь интересно. Всё, что я понял, такие болезни не возникают вот так просто! – В его голосе был упрек. – Мне не хочется про это думать, мне не хочется тебя спрашивать…
– Спроси! – Я не понимала его и решила бросить вызов.
– Ты была беременна… Да? Ты сделала аборт?
– Бред!
– Я уверен, что это правда.
Он еще что-то говорил, но я не слушала. Зачем?
Я собиралась домой. Он не протестовал, молча плелся за мной.
– Чем я могу помочь? – Вместо слов прощания бросил он.
– Будь счастлив!
4
– Почему во всех больницах так сильно пахнет хлоркой? – задала мне вопрос моя безымянная соседка. Она хотела поговорить, отвлечься. Я могу её понять – невыносимо сидеть в этой длинной очереди и ждать, ждать, когда тебе объяснят хоть что-то.
Женщина в конце очереди рыдает в трубку:
– Мне позвонили час назад и сказали, что у меня рак…
– Невыносимо воняет, – снова заметила соседка.
Я кивнула, и она мигом ожила.
– Дезинфекция! – выпалила она в надежде завязать разговор.
– Конечно, – я решила поддержать. – Видите, сколько нас, больных? – я окинула очередь из десяти женщин. – Много!
– Вам тоже звонили? – она наклонилась и спросила шёпотом.
– Нет, меня направили.
Она цокнула и покачала головой.
– Я за результатом, – продолжила я, отдаваясь воспоминаниям.
Душный, маленький кабинет; врач склонилась над заключениями. Тонкие пальцы быстро пробегают по латинским названиям и цифрам.
– Здесь хорошо. Тут всё нормально, – она бубнила себе под нос, как молитву.
– Это вообще лечится?
– Да! – автоматически воскликнула она. – Только изначально нужно найти причину.
Я обнадеживающе глянула на справки и уточнила:
– Я уже могу приступать к лечению?
– Пока нет, – она избегала моего взгляда. – Чаще всего причина в инфекциях, – она оторвалась от бумаг, – только в ваших анализах их не обнаружено.
– И?
Сердце с грохотом колотилось.
– Нужно сдать биопсию, чтобы картина стала полной. Биопсия – это…
– Можете не объяснять, – я резко перебила её.
Воспоминания, глубоко запрятанные в детстве, словно призрачные тени выползали наружу. Я видела мать, её сгорбленную спину: она приехала после очередной биопсии. Тонное иссечение тканей, маленький кусочек отправляется на пробу – он выявит природу образования. Чтобы обрадовать человека или убить страшным приговором: «У Вас онкология!».
Моя соседка подтолкнула меня:
– Идите, ваша очередь.
Я встаю; ноги ватные. Мне страшно. Совсем недавно я хотела убить себя, а сейчас боюсь умереть.
Меня встретила стерильно-белая комната и много света. После тёмного коридора глаза заслезились.
– Направление? – без приветствия спросила у меня худощавая женщина с ярко-красными губами.