Тёмный голос

– Когда я узнала, что они пережили оккупацию, я обрела смысл. Мечту, в которой мы встретимся. Он простит меня, он будет гордиться мной.

– Отпусти! Начни жить своей жизнью! – советовал любимый.

– Зачем, всё равно нас скоро расстреляют… Только сначала мы заработаем на пули, – я горько улыбнулась.

– Тем более, прости его.

Я отвернулась от Альберта и уставилась в маленькое окно под потолком. Он обнял меня и прижал к своему израненному телу.

– Свобода – великий дар. Не лишай себя! Зачем быть рабами? Зачем набрасывать цепи на свои руки, на свои мысли?

– Из-за страха, – повторила я.

– Свобода – это ответственность за свои поступки за свои мысли, – мягко продолжал Альберт.

– Да, да, – я согласилась с ним.

– Жить свободно – это жить без оглядки на мнение других, но с уважением к ним… Наша свобода заканчивается там, где начинается свобода других людей, – продолжил он.

– Я всё это знаю, – мне хотелось плакать от моей несостоятельности, от моей душевной слабости. – Я жила столько лет с мыслями, что обретаю себя, а всё оказалось так комично… Всё, что я делала, было ради его похвалы, ради того, чтобы он простил меня…

– Послушай, ты обретала себя, и сейчас настал момент кульминации. Ты сделала столько шагов, ты в минуте от вершины. Остался последний шаг, и он самый сложный. А знаешь, почему?

Я отрицательно мотнула головой.

– После этого придётся выбирать новую вершину и начинать движение заново.

Я засмеялась.

– Ты прав, Альберт, ты прав! Я поговорила с тобой, и мне стало легче. Я должна его простить, только как? Мы с ним больше никогда не увидимся. Я не думаю, что он придет сюда…

Я почувствовала, как муж, пошатнулся, словно хотел сделать шаг назад, а потом передумал, и крепче прежнего прижал к себе, не давая возможности пошевелиться.

– Это не важно, услышит ли он тебя. Главное простить.

Я громко выдохнула. Остатки гнева поднялись к горлу. Мне захотелось ругнуться. Сколько это будет продолжаться? Сколько гнев будет разъедать?

– Папа, – дрожащим голосом я бросила в темноту. – Папа, прости меня. Прости, что не оправдала твои надежды. Прости, что опозорила тебя. Я просто хотела немного любви, внимания и заботы. Все эти годы я была маленькой девочкой, но сегодня я стала взрослой. Я не злюсь на тебя, напротив, я благодарна. Спасибо тебе, папа. Спасибо!

Альберт поцеловал мои волосы и выпустил из объятий, он отошёл в сторону. Я обернулась, за решёткой стоял мой отец. Слёзы блестели на глазах. Я смотрела на него спокойно. Больше ничего не хотелось сказать. Он несколько раз силился начать разговор, но слёзы перекрывали дыхание. Потупив взгляд, он пробормотал:

– И ты прости меня, дочь…

Он скрылся в темноте. Больше я его никогда не видела.

Иван пришёл за нами через час.

– Повидались с отцом? – коротко обратился ко мне.

– Да. Спасибо!

Нас увели вместе. Это был очередной допрос. Мы составили портрет девушки-связной, которой я передала информацию. Нам удалось исказить её внешность.

Виктор посмотрел на полученное изображение, воскликнул:

– Ну и чудовище!

На прощание он сообщил:

– Готовьтесь, скоро сделаем пиф-паф! – он демонстративно поднёс сложенные пальцы к виску.

По дороге в камеру я обратилась к Ивану, который был в числе конвойных.

– Можно ли написать письмо моей дочери?

– Можно, – убедительно без колебаний ответил он. – Только оно никогда не будет отправлено.

– Пусть даже так.

– Хорошо, я распоряжусь, чтобы вам принесли бумагу и чернила.

Он сдержал своё обещание.

И сейчас я завершаю это письмо. Внутри меня есть уверенность, что оно придёт к вам, мои дорогие Наденька и Сара!».

Я мигом открыла третий конверт.

«Ты хочешь знать продолжение?

Можешь не отвечать! Я знаю ответ, именно поэтому я пишу это письмо.

Около недели я провела в камере. Больше не было допросов, я не видела Альберта. Виктор и Иван меня не беспокоили.

Менялись часовые, раз в сутки раздавали еду. Сидящие в соседних камерах были немногословны. Иногда их уводили и возвращали в тяжёлом состоянии: сломанные пальцы, носы, синяки, ссадины. Жутко слушать человеческие стоны.

Седьмой день был на исходе. На пороге камеры показался Виктор.

– Ну, что, пташка, собирайся!

Я встала, готовая к расстрелу.

– А Альберт? – единственное, что спросила.

– Да в машине уже сидит твой Альберт, за тобой пришёл.

Он не обманул: мой муж уже был в той самой машине, в которой нас привезли. Нам сковали руки. Рядом с нами сел круглолицый молодой мужчина. Он показал пистолет и грозно скомандовал:

– Будете шевелиться, мозги выйдут на прогулку прямо здесь! Всё понятно?

Мы закивали, как собачонки. Нашим водителем был Иван. Впереди сел Виктор.

– Ну, что, поедем на поезд.

Тридцать минут, и мы на вокзале. Нас спешно сажают в отдельный вагон. Вокруг много военных.

Иван, пользуясь замешательством, возвращает мой конверт:

– Возьмите, отдадите его сами.

На мгновение его стальное выражение лица озаряется радостью, и это даёт надежду. Иван кивает и выходит из купе, в котором нас запрут на ближайшие два дня.