Тёмный набег

Колючие льдистые глаза тевтонского старца-воеводы, казалось, видят его насквозь. Но отчего-то говорить об Эржебетт сейчас… именно сейчас Всеволоду не хотелось. Потом когда-нибудь… При более удобном случае… Когда магистр будет в духе… Завтра… А ещё лучше — послезавтра… Но не перед ночным же штурмом.

— Всегда, значит? — тевтон всё не отводил от него пронизывающего взгляда. — Почему же сейчас его при вас нет?

— Он… он… — Всеволод судорожно пытался придумать правдоподобное объяснение.

И на кой ляд этому немцу сдался его оруженосец! Неужели заподозрил что-то?

— Могу ли я на него взглянуть? — спросил Бернгард.

— Право, не стоит беспокоиться, — пробормотал Всеволод.

— Он ранен? Не здоров?

— Он…

Что ответить? Как ответить?

Ответить Всеволоду не дали.

— А, может быть, это не он? — глаза тевтона по-прежнему смотрели испытующе и не моргая. Ну, точно — глаза змеи! — Может, это она?

Проклятье! Конрад! Мерзавец! Доложил… И когда только успел?!

— Не удивляйся, русич, — сухо сказал магистр, — У брата Томаса цепкий глаз и острый ум. А женщин в этом замке не было уже давно. Так что девицу, пусть даже переодетую в мужское платье и доспех, мой кастелян распознает сразу.

Ага… Выходит, не Конрад выдал… Выходит, Томас. То-то он с самого начала так зыркал на Эржебетт.

— Лицо, фигура, походка, повадки — всё это трудно скрыть под внешним нарядом от пытливого наблюдателя, — продолжал Бернгард. — К тому же твой м-м-м… оруженосец показался брату Томасу похожим на… В общем, на одного человека. На старого нашего знакомого. Знакомую, точнее…

Ну, это уже полный бред! Или повод, который Бернгард измыслил специально, чтобы увидеть Эржебетт. Только зачем?

— Мало ли что могло привидеться брату Томасу, — сердито буркнул Всеволод.

— И всё же, русич… Кто твой таинственный оруженосец? Он или она?

Вопрос поставлен ребром. И ответить на него нужно однозначно. Он или она. Да или нет.

Что ж, раз такое дело… Рано или поздно этот неприятный разговор с магистром должен был состояться. Придётся решать судьбу Эржебетт сейчас. Избавившись от необходимости юлить и скрывать правду, Всеволод сразу обрёл уверенность, которой так не доставало. Взгляд Бернгарда он встретил спокойно. И также спокойно ответил:

— Да, всё верно, вместе со мной прибыла девица.

— Кто она? — строго спросил Бернгард.

— Её зовут Эржебетт. Так мы полагаем…

Подумав немного, Всеволод добавил:

— Она не оборотень, если это тебя интересует. А взял я её с собой, потому что не брать — означало бы обречь невинную душу на погибель. Что в этом предосудительного?

— Это грех, — нахмурился Бернгард.

— Что именно?

— Женщина в мужской одежде — грех, — отчеканил магистр. — Женщина, тайком проникающая в братство рыцарей-монахов — грех. Женщина, живущая в одной комнате с мужчиной под сенью орденского креста — грех.

Интересно, этот мастер Бернгард, действительно, такой ханжа или прикидывается? Всеволод усмехнулся:

— Орденский крест нынче принимает русичей, исповедующих не римскую, а греческую веру. И татар-язычников принимает. И готов был принять сарацин. И всё это не считается грехом.

— Вы — союзники в благом деле. Вы — помощники в борьбе с исчадиями тьмы. Вы прибыли спасать людское обиталище от нечисти. Вы — воины…

— Но… — начал было Всеволод.

Тевтонский магистр вскинул руку, давая понять, что ещё не закончил:

— Женщинам же во время войны… особенно, во время ТАКОЙ войны — не место в братстве рыцарей Креста. Им нечего делать в Стороже, еженощно отбивающей натиск тёмных тварей.

— Но почему?! Почему — им здесь не место?

— Дабы не смущать и не отвлекать слабых духом и не гневить сильных, — с постной миной ответил тевтонский старец, — Каждый воин, обороняющий эти стены должен думать только об одном: о битве, ради которой он призван сюда. Это относится и к твоей дружине, русич. И к тебе лично — тоже.

Всеволод вдруг подумал: а ведь в его родной Стороже всё так и было! Именно так там и обстояли дела. Старец-воевода Олекса отродясь не привечал за осиновым тыном ни баб, ни девок. Суровую службу несли суровые воины, всецело отдававшиеся изматывающим упражнениям, от рассвета до заката постигающие нелёгкую ратную науку и ни на что иное не отвлекавшиеся. Ну, разве что во время нечастых выездов в мир кому-то перепадала удача помиловаться с хорошенькой селянкой или служанкой из княжеско-боярской челяди. Такое событие в дружинной избе потом обсуждалось месяцами.

Что ж, наверное, для ратоборца, готовящегося к встрече с нечистью, — так правильно. Стража, хранящего в вечном Дозоре рудную границу, ничего не должно привязывать к бренной жизни. Не должно быть у него соблазна отступить, чтобы защищать не всё людское обиталище сразу, а только свою… своих. Зазнобу, семью, детишек… Не должно быть соблазна сохранить себя — для неё, для них… для своих. И вдвойне, втройне правильно всё это для стража уже схлестнувшегося с тёмными тварями.

Правильно. И всё же… Всеволод, сжав кулаки, хрустнул костяшками пальцев. Произнёс негромко и хмуро: