С кем он разговаривает? Этот вопрос медленно просачивается мне в голову, и я понимаю, что это важно. То, что я смогу узнать сейчас, потом может очень пригодиться. Этот человек – не мой жуткий отец, он… просто какой-то случайный ползучий гад. Сильный, быстрый, но все равно ползучий гад. Мама перехитрила бы его. Папа отрубил бы ему голову и даже не остановился бы. Я – дочь двух страшных, очень страшных людей, и сейчас я должна это помнить. У меня есть сила.
Я просто должна понять, как ее использовать.
«Ты ребенок, – хнычет кто-то в глубине моего мозга. – У тебя нет никакой силы. Ты умрешь». Я знаю этот голос. Тот же самый голос говорил мне, что я провалю следующий экзамен, или что я недостаточно красивая, или что я никогда не буду счастлива и должна просто взять и сдаться. Иногда я прислушивалась к нему. Однажды сидела в ванне с флакончиком таблеток, отсчитывала их и думала, что
Я выживу.
– Послушай, мне по сараю твоя чертова месть; ты мне должен, и лучше тебе сейчас снять этих копов у меня с хвоста, потому что, если они меня зацапают, я расскажу им все до последнего, а уж поверь, этого достаточно, чтобы… – Он на секунду умолкает. Я чувствую, что фургон замедляет ход, как будто он слегка отпустил педаль газа. – Хм… нет, нет, какого хрена, она мне не нужна, что я буду с ней делать? Я не один из этих поганых извращенцев!
Я пытаюсь запомнить всё, что он говорит. Хотелось бы мне, чтобы он назвал имя. Любое имя.
А потом он называет, хотя не совсем имя.
– Да ни за что. Я совершенно точно знаю, что не собираюсь рисковать и везти ее всю дорогу до самой Атланты, так что она отправится в яму. И мне плевать, чего хочет этот старый козел.
Он просто обрывает звонок. Я слышу, как он кидает телефон на сиденье рядом с собой. Кузов отделен от передней части фургона толстой металлической пластиной, так что я ни за что не смогу перегнуться через нее и схватить телефон. Мне нужно выбраться и убежать.
Фургон по-прежнему едет вверх. Я начинаю сползать назад, надеясь, что это выглядит так, будто мое тело перемещается само – от вибрации и наклона. Я не поднимаю голову, держа ее слегка повернутой набок, на тот случай, если похититель смотрит в зеркало заднего вида.
Он бормочет что-то себе под нос, но я разбираю только одно слово из десяти: «… дурак… тюрьма… Атланта…» Он имеет в виду не мое полное имя – Атланта Проктор, – а название города.
Мой ботинок касается чего-то твердого. Я уперлась ногами в заднюю дверь.
Позволяю, чтобы боковая качка фургона слегка сместила меня и я могла получше видеть двери. Изнутри они закрыты на самый простой замок с ручкой. Но, может быть, он запер их на какую-нибудь задвижку снаружи? Как только он увидит, что я тянусь к ручке, то поймет, что я пришла в себя, и я не знаю, что он тогда сделает. Он не стал стрелять в меня или пырять ножом на глазах у Кеции, но Кеции здесь нет.
Я не могу ждать – положение может ухудшиться. Если дверь заперта сейчас, она будет заперта и тогда, когда фургон остановится.
Рывком сажусь, хватаю за ручку и дергаю.
Дверца не заперта – я слышу, как она смещается, – но ее заклинило.
– Эй! – кричит водитель, и я понимаю, что время на исходе. Падаю на спину, подтягиваю ноги к груди и изо всех сил ударяю ими в дверь. Один раз. Другой.
Обе двери распахиваются.
Фургон останавливается, но я бросаюсь наружу и приземляюсь на неровную грязную дорогу. И не медлю. Бегу.
Старик выскакивает с водительского места и пытается схватить меня, но я легко оставляю его позади. Я бегу, как бегает моя мама, – словно за мной гонится сама смерть. Я не оглядываюсь, пока дорога не сворачивает, и только тогда рискую бросить взгляд назад.
Он снова сел за руль и теперь разворачивает фургон.
«Черт!»
Я нахожусь на широком отлогом холме и не вижу ничего, кроме деревьев и грязной полосы дороги. Но сейчас это не имеет значения. Если я останусь здесь, фургон догонит меня. Я должна уйти с дороги. Я дрожу, кожа у меня зудит, как будто я сгорела на солнце и искусана муравьями – возможно, это последствия шокера. Мне трудно думать, но я должна попытаться, потому что никто не знает, где я сейчас, я совсем одна, и всё, чего мне хочется, – это закричать, убежать и найти маму…
«Мама!» Я потратила столько сил на то, чтобы злиться на нее, но она первая, о ком я думаю сейчас. И единственная. И неожиданно я чувствую себя спокойнее, как будто она стоит здесь, рядом со мной. Слышу ее голос: «Ты должна бежать, дочка. Уходи с дороги. Уходи сейчас же».
Я втягиваю воздух и ступаю из холодной, ухабистой колеи в зимнюю траву. Бегу, спотыкаясь, когда узловатые мертвые стебли хватают меня за ноги. Слышу, как фургон едет обратно вниз по дороге, но не замедляю бег, просто не могу. Бегу так, словно от этого зависит моя жизнь, потому что она действительно от этого зависит, – и неожиданно оказываюсь в холодной, густой тени леса.