Тёмный ручей

Я отшатываюсь, не в силах совладать с инстинктом. Внутри у меня завывает паника, черное торнадо отчаяния, потому что тонкая щепка в моей руке – ничто, ничто против этого безумия, и все, что я твердила себе, – ложь. Ничто не может остановить Мэлвина Ройяла.

Он переступает через Энни, выхватывает из ящика, стоящего на верстаке, отвертку и одним мощным ударом вонзает ей в череп.

А потом окончательно утрачивает контроль над собой.

В глазах у меня темнеет. Я не могу видеть это. Я не могу знать это. Мой разум пытается убежать от этого, скрыться, словно ребенок в лабиринте, и я слышу, как я кричу, потому что Энни не может кричать, она не издает ни звука, и всё, чего мне хочется, – это бежать.

Но я не смогу пройти мимо него. Едва пошевелюсь, стану следующей его жертвой.

В конце концов Мэлвин останавливается, но не потому, что насытил свою ярость, а потому, что устал. Я вижу, как тяжело вздымается его грудная клетка, как трясутся руки, а в забитой насмерть женщине, лежащей на полу, трудно опознать человеческое существо – по крайней мере, по тому, что осталось от ее головы.

Оператор и осветитель не издали ни звука, не пошевелились. Они тоже застыли на месте, как будто осознали, что рядом с ними находится зверь, который может с такой же легкостью сожрать и их. Мэлвин садится на корточки и смотрит на оператора. С его рук капает кровь Энни, он так и не выпустил отвертку.

– Продолжай снимать, – говорит Мэлвин оператору, и – о господи! – это голос того человека, за которого я когда-то вышла замуж. Человека, который клялся любить, помогать и защищать. – Я только начал.

Чувствую, как уплываю прочь. Это не обморок; я знаю, что не могу выставить себя уязвимой. Но ощущаю, как мой разум покидает тело и парит, точно воздушный шарик, привязанный лишь тонкой нитью к этому тяжелому, трясущемуся мешку плоти. С этого расстояния, глядя вниз, я не чувствую ни ужаса, ни тошноты. Я не смотрю. Я верю в то, что где-то мои дети по-прежнему живы и в безопасности. Что где-то есть Сэм, с которым все в порядке.

Где-то люди по-прежнему живут при ясном свете.

Но здесь, в темноте, только я стою между Мэлвином и людьми, которых люблю. И должна стоять и дальше.

Открываю глаза. Я все еще нахожусь в этом прогнившем, умирающем доме, и Мэлвин Ройял поворачивается ко мне. Его окровавленное лицо выглядит спокойным, если не считать голодной улыбки.

– Джина, – говорит он. – Займи свое место. Давай приступим…

Я бросаюсь вперед и вонзаю острый обломок дерева ему в глаз.

Щепка входит глубоко, разрывая нежные ткани, и я чувствую, как теплая жидкость струится на мои пальцы. Это всё, что у меня есть. Всё, что я могу сделать. И я знаю, что этого недостаточно. Внутри меня наступает тишина.

Почти мирная.

Щепка ломается у меня в руке, когда Мэлвин кричит и отшатывается прочь. Он жив. Ослеплен на один глаз, охвачен болью, но жив.

Он выдирает деревяшку из своего пронзенного глаза и ревет от ярости.

Тишина внутри меня распадается, и на ее место врывается страх, черно-серебристый и холодный, как ледяной дождь, и я понимаю, что у меня считаные секунды на то, чтобы спастись.

Я уже мчусь вперед. Мне кажется, что я двигаюсь точно в замедленной съемке, каждое движение кристально отчетливо и слишком медленно, и что-то внутри меня кричит: «Быстрее, быстрее, ради бога, беги!»

Проскакиваю мимо Мэлвина, прежде чем тот успевает осознать, что я убегаю. Но он отстает от меня лишь на шаг или два, выкрикивая мое прежнее имя, мертвое имя, и я знаю, что, если он до меня дотянется, это не будет тщательно просчитанная пытка, которую передадут в эфир, чтобы пополнить сейфы «Авессалома»; это будет яростная, кровавая бойня – так он убивал Энни. Он разорвет меня на части.

Вижу, что оператор выходит из комнаты следом за нами; он несет с собой видеокамеру и снимает, как я бегу к лестнице. Слышу рев Мэлвина – он звучит так, как будто позади меня разверзается ад.

Отвертка, которой Мэлвин убил Энни, валяется в коридоре, отброшенная туда в какой-то момент, и я, не сбавляя скорости, наклоняюсь и поднимаю ее. Кто-то бежит вверх по лестнице, незнакомое лицо, но в руках у него пистолет.

Мне нужен этот пистолет.

Я больше не чувствую боли в запястье, вообще не чувствую боли. Мне кажется, что я свечусь от переполняющей меня энергии, словно нить накаливания. Сокращаю дистанцию быстрее, чем мне казалось возможным, и вонзаю отвертку в шею охраннику. Тот роняет пистолет, отшатывается назад и, кувыркаясь, скатывается вниз по лестнице. Я бросаюсь на пол за оружием, перекатываюсь на спину и еще в движении вижу, как Мэлвин делает последний шаг ко мне. Его правая ладонь прижата к окровавленному, выбитому глазу, но он видит пистолет как раз вовремя, чтобы в момент выстрела уклониться в сторону.