Тёмный ручей

Я указываю на нее Сэму. Он кивает, потом лезет в свой рюкзак и достает оттуда нож с кучей инструментов – такие сейчас не пропускают на досмотре в аэропортах. Выбрав самое толстое лезвие, отжимает им гвозди, и вскоре вся петля, на которой еще болтается запертый замок, свободно повисает на двери. Все происходит почти бесшумно.

Сэм останавливает меня и протягивает мне пару голубых пластиковых перчаток; вторую пару надевает сам. Правильно. Нам совсем не нужно оставлять там отпечатки пальцев. Чем меньше следов, тем лучше.

Открываю дверь и делаю шаг за порог, так осторожно и тихо, как только могу. Несмотря на весь свой самоконтроль и сосредоточенность, чувствую, как пот выступает у меня на лбу, под мышками, на спине. Дрожу от напора адреналина, выброшенного в кровь, и откровенно боюсь, что сейчас увижу бледное лицо Мэлвина, выступающего из тени и направляющегося к нам, его пустые, словно у куклы, глаза. Страх этот настолько реален, что я на секунду останавливаюсь и мысленно запираю это чувство за дверью, где оно может неистовствовать и ломиться, не причиняя мне вреда.

«Его здесь нет. Но если он здесь, я убью его».

Я твержу про себя эту мантру, и она помогает.

Под ногами у меня крошащийся, хрустящий бетон, но, по крайней мере, мне не нужен фонарик, чтобы видеть, куда я иду; в окна просачивается тусклый свет, в котором колышутся столбы пыли. Однако и этого достаточно, чтобы разглядеть: эта часть склада представляет собой просто открытое пространство, тут и там валяются ржавые детали, брошенный мотор, куча старого хлама.

– Смотри, куда ступаешь, – шепчет мне Сэм так тихо, что я едва различаю его слова. – Это место – просто рассадник столбняка.

Он прав. На нас обоих ботинки с толстой подошвой, и все же я стараюсь не напороться на гвоздь, осколок стекла или что-нибудь в этом роде. Бродяги, селящиеся в таких зданиях, часто используют битое стекло в качестве дешевой системы сигнализации, а еще они вбивают гвозди в доски и разбрасывают так, что острия торчат вверх – для защиты от незваных гостей. Менее всего мне хочется налететь на такую импровизированную ловушку.

Мы останавливаемся и прислушиваемся. Слышен лишь свист ветра, влетающего в окна и дергающего ржавые листы на крыше. Ни единого движения. Зато есть запах. Ржавчина. Кровь. Разложение. Такой знакомый, отвратительный смрад, что меня едва ли не тошнит.

Излюбленный «парфюм» Мэлвина.

Впереди – открытый дверной проем, и я осторожно подбираюсь к нему, держась вне поля зрения того, кто может оказаться по другую сторону двери. И резко останавливаюсь, когда вижу груду тряпья, лежащую у стены того помещения. Достаю пистолет, Сэм делает то же самое. Потом подбирается к двери с другой стороны и поднимает три пальца. Ведет отчет, и мы оба проскальзываем в дверь, тихо и плавно.

Я едва не натыкаюсь на свисающие сверху цепи. В последнюю секунду отшатываюсь и не могу удержать резкий выдох – по крайней мере, это не крик. Смотрю под ноги. Еще цепи, прикрепленные к новеньким, блестящим стальным кольцам, ввинченным в бетонный пол. Верхние цепи присоединены к системе блоков, и я прослеживаю взглядом канат, тянущийся к креплению высоко на стене позади меня.

Пол залит старой кровью, давно уже свернувшейся и высохшей, превратившейся в шершавую черную корку, которая рассыпается на хлопья при малейшем прикосновении. Тут все еще летают мухи, но их далеко не так много, как, вероятно, было тогда, когда эта кровь была свежей. Я пытаюсь ничего не чувствовать, но дверь, за которой я заперла свой страх, трещит под его напором. Я истекаю по́том и дрожу, мне кажется, что я вот-вот разучусь дышать. Считаные секунды отделяют меня от панической атаки, и я знаю, что мне нужно успокоиться.

«Сосредоточься, – говорю я себе. – Отгородись от всего этого. Не думай об этом». Я знаю, почему мне так страшно. Это слишком похоже на то, что я видела в гараже своего мужа. Вплоть до запаха. Прошлое напоминает о себе, и мне хочется просто удрать отсюда.

Но я не могу.

– Гвен, – говорит Сэм, на этот раз не пытаясь соблюдать тишину. Обернувшись, я вижу, что он стоит, склонившись над грудой тряпья. Иду туда.

На расстоянии шага на меня обрушивается запах разложения, куда более сильный, чем прежде, и я понимаю, что это такое, прежде чем успеваю разглядеть в тусклом свете.

Тело пролежало здесь долгое время – достаточно долгое, чтобы падальщики вдоволь потрудились над ним, а потом оно наполовину превратилось в скелет. Оставшаяся на трупе кожа – я полагаю, это тот же самый человек, которого мы видели на записи, – стала тонкой и сухой, словно вощеная бумага, и опарыши давно уже оставили труп в покое. Оболочки их коконов валяются вокруг, словно рассыпанный рис.

– Как долго… – Мой голос дрожит, и я умолкаю. Сэм смотрит на меня.

– Сейчас холодно, но, когда его убили, вероятно, было еще тепло. Так что, скорее всего, пара месяцев. – Сэм несколько секунд молчит, склонив голову, потом выпрямляется. – Осмотрись вокруг. Если здесь есть что-нибудь еще…