– Это не я, – говорит она. Голос ее звучит словно рваный металл – острый и неровный. – Это фальшивка. Ее сделал «Авессалом».
– Извини, но нет, – отвечает Хавьер. – Слишком реалистично, какой-то случайный преследователь не сможет такого сделать. Я вижу на этой записи тебя. И ты помогаешь
– Это подделка! Если нет, то почему эту запись не показали, когда судили меня? Хави, подумай, пожалуйста! Я знаю, что это выглядит ужасно, поверь мне. Мне от этого тошно, меня это злит. Но это не я. Этого никогда не было!
– Просто заткнись, – говорю я ей. – Вот оно, на экране. Прямо у тебя под носом. Ты делала это.
– Ланни, милая…
– Не смей, – резко обрываю я ее. Я хочу, чтобы она ушла немедленно. Мне невыносимо смотреть на нее. Меня от нее тошнит. – Заткнись. Меня блевать тянет от твоего вранья.
Она снова начинает плакать. Хорошо. Я рада, что ей больно. Она понятия не имеет, как больно
– Откуда оно у вас? – шепчет мама.
Коннор впервые за все время поднимает голову и отвечает:
– Я нашел его.
Голос у него не сердитый. Просто пустой. Меня это пугает, потому что мой брат не сердится на происходящее, как злюсь я. По крайней мере, он никак этого не проявляет. Он словно ожидал, что весь мир нас обманет.
– Где ты…
– Это неважно, верно? – снова вклиниваюсь я. – Потому что он нашел это видео и оно доказывает, что ты лгунья.
– Оно доказывает, что люди хотят, чтобы вы в это поверили, – возражает она. – Ланни, пожалуйста…
– Не смей со мной разговаривать!
Молчание. Мы все смотрим на нее, кроме Сэма; он деловито наливает себе чашку кофе, стараясь делать вид, будто все нормально, но я вижу, как напряжена его спина. Лицо у него настолько бесстрастное, что похоже на хеллоуинскую маску. И он тоже? Он тоже лжец? Он лгал нам в самом начале. Быть может, нам не следует верить и ему тоже. И Хавьеру. И Кеции.
Может быть, в этом мире не осталось никого, кому мы могли бы доверять – кроме друг друга…
Мама поворачивается к Хавьеру и Кеции.
– Где он взял эту запись? Каким образом?
– Я ее нашел, – повторяет Коннор. Он не смотрит ни на кого.
Кеция глядит на него так, словно хочет подойти к нему и сгрести его в объятия. Думаю, она так и сделала бы, не будь обстановка такой напряженной.
– Я проверила его телефон, – говорит Кеция. – Он взломал «родительский контроль». Умный мальчик. К несчастью, вот к чему это привело его. И нас. – Она переводит взгляд на маму: – И тебе не поможет то, что ты постоянно спрашиваешь, где он его нашел. Вопрос в том, что еще ты не рассказала нам.
– ФБР знает об этой записи, – говорит мама. – Сейчас они анализируют ее. Они докажут, что это подделка, потому что так оно и есть.
Сэм произносит голосом настолько холодным, что я чувствую это даже сквозь свою ярость:
– Существует не только это видео. Есть и второе, на котором показано, как Гвен помогает ему в гараже.
– Это не я! – едва ли не кричит ему мама.
Он лишь пожимает плечами:
– Ну, хорошо. Значит, это была Джина.
– Нет, Сэм, я никогда этого не делала, этого не было…
Сэм поворачивается и со стуком ставит чашку с кофе на кухонную стойку.
– Черт побери, ты отвертелась от обвинений в пособничестве убийству, так просто прекрати врать! За каким хреном «Авессалому» подделывать эти записи? То видео, которое нашли на флешке Саффолка, лежало там целый год.
Мама судорожно втягивает воздух и отвечает:
– А «Авессалом» преследовал меня и моих детей четыре года. Отфотошопленные картинки. Преследование. Угрозы убить и искалечить нас. Обещания найти и отомстить. Они превратили мою жизнь в ад на земле, и ты это знаешь! Так почему ты считаешь, будто это как-то отличается? Почему ты не можешь поверить мне, Сэм?
– Потому что я вижу то, что вижу, – говорит он. – В отличие от тех, кто тебя судил. – Потом поворачивается ко мне и к Коннору. Тон его становится мягче. – Простите, оба. Мне действительно жаль. Это не ваша вина. Ни в малейшей степени. Мне жаль, что я не могу помочь вам. Но это… – Он качает головой. – Это просто… чересчур.
– Сэм! – Мама вскакивает на ноги, когда он направляется к двери. – Сэм, пожалуйста, не надо!
– Оставь его в покое, – говорю я ей. – Ты причинила ему достаточно боли.
Не знаю, слышит ли она меня вообще, но она прекращает попытки окликнуть Сэма, а просто смотрит ему вслед. Дверь за ним закрывается.
Сейчас мама выглядит беспомощной, потерянной и испуганной.
– Ты не можешь верить в это. Я понимаю, почему поверил Сэм. Но не ты, Ланни. Ты же знаешь меня лучше всех.
Она протягивает ко мне руку, но вместо того, чтобы подойти к ней, я отступаю назад.
– Я больше никогда не хочу тебя видеть. Ты не моя мать. У меня нет матери. – Я имею в виду именно то, что говорю. Слышу, как мой голос дрожит от ярости. Я хочу ударить ее по лицу, и от одной мысли об этом у меня начинает гореть ладонь. Я хочу наказать ее. Хочу, чтобы она почувствовала себя так же, как я. Разбитой на куски.
И мне кажется, сейчас она именно так себя и чувствует, потому что потрясение и ужас, которые я читаю на ее лице, почти достаточно сильны.
Почти.