Тёмный ручей

Она виновна во всех грехах, – пишет «Авессалом», цитируя мои собственные слова. – Она заслуживает расплаты за всех умерших девушек.

Да пошли вы, – набираю я дрожащими пальцами. – Вы помогаете Мэлвину Ройялу.

Сейчас мы помогаем тебе. У всего есть цена. Она – твоя цена. Мы отдадим тебе Мэлвина. Ты отдашь нам Джину.

Несколько долгих секунд я молчу. Смотрю на свидетельства своего безумия и вижу, что это безумие никуда не делось; я все еще наполовину верю тем видеозаписям с Джиной Ройял. Но мне адски хотелось бы не верить. Я хочу выкорчевать эту часть себя, но не могу; это часть, которая хранит воспоминания о моей покойной младшей сестре. Эта часть может быть токсичной, но она необходима.

Я думаю. Мой нетронутый кофе остывает, по окнам шуршит ледяной дождь, ночь становится темнее. Я помню, как Джина Ройял утверждала, что никогда не помогала своему мужу. Клялась в этом под присягой. И помню видеозапись, фальшивую или нет, подразумевающую, что она лгала.

Помню Гвен, кричащую на холодном ветру, пока я держал ее, чтобы она не бросилась под машину.

А потом печатаю три слова:

Я в деле.

18 Коннор

Папа сказал, что Хавьер и Кеция ни за что не догадаются, что я сделал, – и оказался прав. Он прислал мне все инструкции: как скачать видео на его телефон, как перебросить на тот, что дала мне мама, как снять «родительский замок», который не давал мне выйти в Интернет, чтобы я мог притвориться, будто нашел файл на форуме. Он даже разместил поддельный пост, чтобы Хавьер смог найти битую ссылку, когда будет все выяснять. Я уже знаю мамин шифр для снятия замка. Его нетрудно вычислить.

Папа сказал мне сделать все это и спрятать его телефон, прежде чем я начну смотреть видео на том, что я получил от мамы.

Он знал, что это будет больно. Он так и сказал – и попросил прощения. Папа был прав во всем.

Он доказал это.

Я регулярно пишу ему сообщения, когда могу. Сейчас я сижу в своей спальне, заперев дверь на тот случай, если Ланни решит проверить, как я, и читаю последнюю папину эсэмэску:

Я писал тебе, сынок. Я посылал тебе письма, открытки, подарки. Ты получал их?

На это я могу ответить только одно: Нет.

Потому что она хотела настроить тебя против меня, сынок. Мне жаль. Мне следовало стараться сильнее.

Действительно ли были какие-то подарки? Открытки? Письма? Я не знаю, но помню, как Ланни говорила, что видела письмо, которое пришло маме. Не нам. Но в нем говорилась о нас. Мама никогда не показывала нам ни одно из этих писем.

Может быть, она утаивала от нас всё. Всё, что папа говорил, писал, присылал…

Эти имеет смысл. Всё, что он говорит, беспокоит меня и имеет определенный смысл.

Но я до сих пор не знаю, верить ему или нет. Мама лгала нам. Может быть, и он лжет сейчас. Я больше не знаю, как можно кому-то верить. Поэтому я ничего не пишу в ответ. Просто перечитываю его извинение.

Через минуту приходит еще одна эсэмэска:

Что ж, подумай об этом, Брэйди. Помни, ты можешь спрашивать меня, о чем захочешь. Я – твой папа. Но сейчас мне пора идти.

Я пишу в ответ: Пока – и выключаю телефон. Потом вынимаю аккум. Я по-прежнему осторожен. Не хочу, чтобы кому-нибудь было плохо. Особенно Ланни.

Я должен перестать писать ему, я это знаю. Знаю, что это неправильно. Ланни разозлилась бы. Мама… я не хочу думать, что сделала бы мама. Мама больше ничего не значит, и я не могу притворяться, будто когда-нибудь знал ее. По крайней мере, папа мне не врал. Папа говорит, что она помогала ему. У него есть свидетельства. А всё, что есть у мамы, это ее «пожалуйста, поверьте мне», но я больше не верю.

Этот телефон от папы – словно тайное обещание, запасной выход, и я теперь постоянно ношу его с собой. Ставлю его на зарядку, только когда ложусь спать, и прячу под подушку.

Я теперь живу двойной жизнью. У Брэйди есть свой мобильник, у Коннора – свой. Я почти два разных человека.

Папа пишет мне только в ответ на мои эсэмэски и никогда не пишет первым. Пока что мы ни разу не разговаривали голосом. Он сказал, что выбирать мне и если я не хочу звонить, в этом нет ничего плохого. Он сказал, что не будет на меня давить, – и не давит. Не то что все остальные.

Он позволяет мне решать самому.